Жорж Санд - Даниелла

— Но почему ты так думаешь?

— Право, не знаю… мне было какое-то видение… Не смотри на меня с таким беспокойством, не думай, что у меня жар, что я в бреду. Я говорю видение, но это, может быть, одно воспоминание; это воспоминание совершенно было изгладилось, но вдруг пробудилось, когда я сидела задумавшись, а, может быть, и задремала. Послушай! В тот день, когда Фелипоне подал нам мысль обвенчаться тайно, я встретила его в запустелой части парка, между кипарисной аллеей и стеной замка. Он рыл какую-то яму, и так как это вовсе не его дело, я удивилась. Он что-то отвечал мне, но я не обратила на ответ его особенного внимания; а как раз в этот день и в следующий мне было не до того, и я совсем забыла о таком пустом деле. Теперь все это вдруг пришло мне на память; может быть, Богу угодно, чтоб я об этом вспомнила. Пойдем туда!

— Оставайся дома, я пойду один. Расскажи мне, где это?

— Нет, ты не найдешь. Бери с собой инструменты, я понесу потайной фонарь.

Мы пробрались между лавровыми и оливковыми деревьями до чащи, которую Даниелла никогда внимательно не осматривала, но где она с замечательным инстинктом нашла место, на котором, как ей виделось, мызник рыл землю. Вместо ямы мы нашли там холмик, по-видимому, давно насыпанный. Густая пелена мха доказывала, что это место давно забыто.

Даниелла, державшая фонарь, нагнулась и тронула эту кору мха, которая тотчас отделилась и почти вся пристала к руке. Видно было, что она была наложена, а не выросла там; мох был так свеж и зелен, что, вероятно, был наложен там за несколько перед тем часов.

Вследствие всего замеченного я не колебался пустить в дело заступ и лом. Рыхлая, недавно копанная земля в несколько минут была отвалена. Под ней я нашел плиты, расположенные в виде двойной лестницы, прикрывающей четырехугольное отверстие в уровень с землей.

Я нагнулся к этому отверстию и почувствовал, что внизу пустота.

Прибегнув, как делал я прежде, к зажженным бумажкам, которые бросил я в эту пропасть, я увидел внутренность обширного колодца, который книзу становился шире, Это был погреб. Я привязал принесенную мной веревку с узлами к дереву, которое отчасти прикрывало отверстие; Даниелла потихоньку спускала туда на бечевке фонарь. Мы более не сомневались; эта искусственная накладка земли навела нас на истинный путь.

Мне пришлось спускаться не более трех метров. Немного выше дна погреба я увидел узкую и низкую лазейку и подумал, что дородный Фелипоне не без труда тут пролез. Пройдя немного, я достиг галереи, которая ведет к befana. Возвратившись оттуда, чтобы успокоить жену, я сказал ей, чтоб она пришла ко мне через pianto. Я уверен был, что мы выйдем отсюда через башню, удостоверясь в таинственном и, вероятно, ужасном событии, которое мы желали исследовать.

Я прошел в befana без препятствия; слабый свет моей свечи не позволял мне видеть сразу всю внутренность, но, осмотрев порознь все части, я начинал думать, что нам пригрезились предполагаемые нами ужасы. Я пошел отворить Даниелле, которая вскоре пришла к оборотной двери, и старался успокоить ее.

— Здесь никого нет, — сказал я ей. — Если б он здесь запер свою жертву, он запер бы на замок эту дверь, в которую она могла выйти.

— Но если он убил ее! Везде ли ты искал? Посмотри сюда, вот новость! Большая печь со стороны казино заложена.

— Не для того ли заложили печь, чтобы нам не слышны были крики Брюмьера, когда он содержался здесь целую ночь?

— Он рассказывал нам, что ему завязали рот. Они не сделали бы этого, если б печь была заложена.

Я пробил ломом кирпичную стенку, закрывавшую отверстие печи и увидел кучу сена за этой перегородкой, по-видимому, недавно сложенной. Фелипоне, как видно, принял все предосторожности, чтобы из казино не были слышны крики его жертвы.

— Все заранее обдумано, — сказал я Даниелле, — нам не остается никакой надежды. Если он убил ее, то, вероятно, и зарыл где-нибудь здесь или в другом месте подземелья; может быть, даже в погребе, в который я спустился и вход в который он так заботливо скрыл.

Мы осмотрели все. Кровать, на которой Тарталья ночевал за ночь перед тем, как устроил на ферме свадьбу князя, стояла еще тут с матрасом и одеялом. Мы вспомнили, что мызник заманил жену свою в befana под предлогом, чтобы она прибрала эту постель, а постель не была прибрана. Лестница, по которой внесли Брюмьера в нишу и свели его оттуда, была еще здесь; я влез по ней и нашел в нише запонку, которую я прежде видел на рукавах у Брюмьера. Нигде не было видно следов какой-нибудь борьбы.

— Как хочешь, — сказала Даниелла, — меня что-то тянуло сюда, и я не выйду отсюда, пока не удостоверюсь.

Бледная и дрожащая, она прокричала три раза своим звучным голосом имя Винченцы в этом мрачном и глухом здании.

После третьего раза послышался слабый стон, и мы бросились к обломкам, откуда он раздавался.

Мы нашли в углублении обрушившейся части здания несчастную женщину, сидевшую в бессмысленном оцепенении. Одежда ее была изорвана, волосы в беспорядке прилипли на лбу к запекшейся крови; черты лица ее так изменились, что невозможно было узнать ее. Она казалась до того страшной, что суеверная Даниелла в испуге отскочила от нее, вскрикнув: «Это befana!»

Несчастная Винченца не в состоянии была отвечать нам. Она хотела встать, но не могла держаться на ногах и снова опустилась на свое место. Потеря крови истощила ее. На голове видны были следы удара, возле виска широкая рана, но она ничего не видела и не чувствовала боли, спрашивала только, нет ли чего на лице, и, казалось, утешилась, когда узнала, что лицо не обезображено.

Кровь не текла уже из раны; кость, казалось мне, не была повреждена. Очевидно было, что Фелипоне хотел убить и думал, что убил ее, но у него не достало духу нанести второй удар. Этот человек, и сильный, и ловкий, не был в состоянии убить любимую женщину. Винченца вспомнила, что она боролась, прежде чем ее привели к водоему, в котором, как она думает, муж хотел утопить ее. Потом она упала от сильного удара и была в беспамятстве до той самой минуты, когда услышала свое имя, произнесенное мной и Даниеллой в befana. Она не узнала наших голосов и в эту минуту не была еще в полном сознании, но, слыша свое имя, произнесенное голосом, который не пугал ее, она сделала усилие, чтобы отвечать нам.

Ей казалось, что ее столкнули в водоем, нанеся ей удар, от которого она лишилась памяти, и она, вероятно, не ошиблась в этом, потому что ее изорванное платье было мокро по пояс. Прийдя в себя, она дотащилась до того места, где мы нашли ее. Это было бессознательное усилие с ее стороны; она ничего не помнила об этом.

Даже эти неполные подробности сообщила она нам лишь после нескольких часов отдыха. Даниелла едва могла согреть ее и провела остальное время ночи у ее постели. Я, как умел, перевязал рану, залил ее коллодием и покрыл липким пластырем, который дядя мой, великий лечило в своем приходе, сунул мне в чемодан на всякий случай. Я столько раз помогал ему перевязывать раны, что и теперь сделал это не совсем неловко.