Глиннис Кемпбелл - Мой спаситель

Они долго приходили в себя, и постепенно Дункан начал ощущать шероховатость плит. Он немного сдвинулся, чтобы край плитки не так сильно впивался ему в бедро. Но он по-прежнему обнимал Лине обеими руками, не отпуская ее от себя, окружая ее самой большой любовью, на которую был способен. Он хотел ее — не только сейчас, а все время, — ее страсть, ее глубину, ее упрямство, ее своенравность, всю ее.

Лине знала, что ей должно быть стыдно. Ее тело действовало по собственной воле, заставляя проделывать вещи, на которые, конечно же, была способна только шлюха. И тем не менее, лежа здесь и вслушиваясь в ритм его сердца, она поняла, что еще никогда не испытывала такого удовольствия. Когда он погладил ее по затылку, нежно и бережно, успокаивающе, она закрыла глаза.

Дункан удовлетворенно улыбнулся. Когда его сердцебиение вернулось к нормальному ритму, он поднял голову, чтобы взглянуть на Лине. Утомленная бедняжка заснула, лежа на нем, тело ее доверчиво обмякло, и губы приоткрылись во сне. Он негромко рассмеялся и сел, продолжая держать ее на руках и разбудив от легкого сна.

— Маргарет, конечно, дала клятву держать дверь закрытой этой ночью, — прошептал он, — но я гарантирую, что еще до восхода солнца она будет здесь. Давайте я отнесу вас в постель и все здесь приберу.

Дункан стянул с нее мокрую сорочку, завернул в синий бархатный халат, который Маргарет оставила для него, натянув мокрые штаны, поднял ее вверх по лестнице и тихонько толкнул дверь на кожаных петлях в ее спальню. Маргарет громко храпела на соломенном тюфяке возле кровати своей хозяйки.

Роскошь комнаты поражала воображение. Свежий, сладко пахнущий тростник покрывал пол, и лампы, которые предусмотрительно Маргарет зажгла, благоухали сдобренным специями маслом. Огромная кровать Лине была покрыта зеленым шелковым покрывалом, задрапированным по углам фестонами бургундского бархата. В ногах возвышался огромный сундук резного дерева, а столик, приставленный к одной из стен, был завален перьями, свитками пергамента, на нем лежали зеркало и расческа, кувшин и тазик для умывания, а также сложенные льняные одежды. Было очевидно, что отец Лине пытался воссоздать, по крайней мере в мире самой Лине, жизнь благородного человека.

Дункан негромко присвистнул.

— Мне кажется, я бы легко привык к подобной обстановке, — пробормотал он, на цыпочках обходя тюфяк Маргарет. Откинув шелковое покрывало, он положил Лине на кровать. — Сладких снов. — Он нежно поцеловал ее в лоб и бесшумно вышел.

Лине зарылась поглубже под покрывало, но она еще не готова была заснуть. Глядя на знакомую обстановку в комнате — трескучий ткацкий станок в углу, поношенное кресло с бархатными подушечками возле камина, богато расшитый гобелен с сюжетом охоты на единорога, который отец купил, когда ей было двенадцать, — она вдруг испытала глупое желание вернуться во времена невинной юности.

Так или иначе, но когда она принесла клятву на верность Гильдии, навсегда распрощалась со всем этим. Она крепко зажмурилась и принялась горячо молиться, чтобы, в отличие от ее матери, цыган не покинул ее, когда она лишится всего, чтобы та связь, о которой он говорил, оказалась не просто словами, сказанными в пылу страсти.

Легкое облачко, похожее на спутанную паутину, наплыло на полный лик луны, бросив на мгновение скользящие тени на спящий городок Аведон. Час был поздний — даже полуночные городские гуляки отправились по домам, чтобы отоспаться после своих обычно чрезмерных возлияний.

Прячась в причудливых тенях, бродивших вокруг дома де Монфоров, Сомбра ничего не знал о том, что произошло ранее внутри, да его это и не заботило. Он знал только, что Лине де Монфор была там. На уме у него было только одно — уничтожить ведьму, которая заколола Эль Галло и разрушила его жизнь.

Он подавил готовое вырваться проклятие и погладил рукоять меча, принадлежавшего ранее Эль Галло. Теперь, когда капитан умер, Сомбра ощущал себя совсем другим человеком, тенью без сущности. Его дешевая одежда, изорванная в порыве скорби, была покрыта пятнами вина и пота. Волосы торчали в разные стороны, борода была неухожена. Недостаток сна затуманил глаза — его преследовали странные галлюцинации. Но мечта об отмщении, которая должна была вот-вот осуществиться, необычайно обострила его чувства и зрение.

Собственно говоря, ему даже не была нужна маленькая мерцающая лампа, когда он крался вдоль каменной стены дома к надворным постройкам. Во всяком случае, она пригодится не для того, чтобы освещать ему дорогу.

Сомбра решил, что начнет со склада. Он хотел, чтобы Лине почувствовала боль при виде того, как исчезают ее средства к существованию. Так, как это было с ним.

Склад был не заперт. Сомбра мрачно улыбнулся: хоть в этом ему повезло. Подняв лампу, он медленно отворил дверь и заглянул внутрь. Аккуратными рядами стояла дюжина ткацких станков, некоторые пустые, на других висела наполовину вытканная материя. Вдоль стен аккуратными рядами высились рулоны ткани, а устланный соломой пол усеивали клочки шерсти и ворса.

Хриплое старческое дыхание, донесшееся из-за двери, выдало пожилого мужчину. Сомбра мгновенно ткнул мечом туда, откуда слышался храп, и был вознагражден стоном и глухим ударом, когда тело рухнуло на пол. Он поднял лампу. Это был Гарольд. С кинжалом.

Сомбра ткнул неподвижное тело носком сапога. После всего, что он сделал для Гарольда, — спас его от Эль Галло, освободил его из плена, — старик пытался убить его. Ничего, он не доживет до завтра. Об этом Сомбра позаботится. Привязать старика посреди склада к стулу дорогой пряжей, валявшейся повсюду, было делом одной минуты. Об остальном позаботится природа.

Огонь занялся легко. Пламя от лампы жадно набросилось на солому на полу, как голодная гончая. Вскоре огоньки заплясали по стенам, подбираясь к станкам. Сомбра смотрел, не отрываясь, с сумасшедшим восторгом.

Это было только начало. В первую очередь он уничтожит ее состояние. Затем настанет черед ее дома, ее слуг, ее любовника. А потом он будет медленно убивать ее саму, мучить ее во имя Эль Галло, пока она не станет умолять его о смерти.

Исступленно скалясь, он попятился, вышел из склада и спрятался в ночной тьме, чтобы ждать. Теперь ему осталось недолго.

Лине металась во сне. Глаза ее распахнулись, в темноте комнаты она ничего не видела, но сразу же поняла, что что-то не так. Приподнявшись на локте, она сонно вглядывалась в звездную ночь.

Она сморщила нос. Сквозь щели в ставнях сочилась тонкая струйка знакомого запаха. Откинув в сторону покрывало, она подбежала к окну и распахнула один ставень.

Серая тень какого-то дьявольского облака клубилась на залитой лунным светом лужайке. И тогда Лине узнала знакомый резкий запах.