А. Глебов-Богомолов - Фаворитки французских королей

В 1476 году Людовик Орлеанский смирился с перспективой неминуемого брака, но поклялся оставить Жанну Французскую девственницей. Об этом стало известно королю, ярости его не было предела. Он вызвал к себе зятя и лично повелел ему выполнять супружеские обязанности. Поскольку молодой человек явно не горел страстью, его почти насильно заставили лечь в постель с Жанной. Самым грустным (или смешным) из всей этой досадной истории было то, что сцена эта произошла в присутствии врачей, которых расставили по углам комнаты. Правда, свидетели эти размещены были за занавесками, но им прямо приказано было, не пропуская ничего, следить за развитием событий. Четыре свидетеля, спрятавшись там, где им велели, долго ожидали счастливого для короля мига и, наконец, услыхали слабый стон, причину которого, несмотря на свою профессию, так никогда и не сумели узнать. Что же им оставалось делать? Пришлось подтвердить перед королем, что факт супружеского соития свершился и его количеству больше не о чем волноваться.

Но если король, как можно предполагать, и был доволен, то Людовик Орлеанский был удовлетворен куда меньше. Желая забыть эту «ужасную» ночь и отомстить своему тестю, он предался безумному разврату, стал предаваться страсти со всеми встречными женщинами, от аристократок до служанок, не различая ни девиц легкого поведения, ни порядочных и скромных девушек, ни замужних дам…

В своем роде будущий Людовик XII был истинным знатоком своего дела — уже через год он похвалялся тем, что испробовал и переспал со всеми женщинами амбуазского двора и теперь даже в темноте может легко отличить одну от другой по ласкам, запаху и очертаниям тела.

Впрочем, было одно досадное исключение. Ни губ, ни тела одной из них он так и не испробовал, причем именно той, которая хотела стать его любовницей; он еще не коснулся Анны Французской, старшей дочери Людовика XI. А между тем она давно и страстно любила своего кузена. Однажды, когда ей было всего 12 лет, она сказала отцу: «Я хочу, чтобы Людовик стал моим мужем». Пришлось подыскивать ей более «миролюбивого и благожелательного супруга». Им оказался 33-летний Пьер де Боже, один из советников короля. Бракосочетание было отпраздновано 30 ноября 1473 года.

В течение нескольких лет Людовик XI очень боялся, как бы племянник — Людовик Орлеанский, ссылаясь на невозможность нормальных отношений с супругой, не стал добиваться от папы расторжения этого брака. Поэтому каждые полгода он заставлял своего зятя посещать замок Линьер в Берри, где жила несчастная калека, и доказывать ей свою любовь.

Поездки эти были для Луи тяжелым бременем. Ему вовсе не хотелось расставаться со своими любовницами в Блуа или Амбуазе. Поэтому явившись к своей законной жене, он всякий раз демонстрировал ей не свою любовь, а лишь свое плохо скрытое (а подчас и вовсе не скрываемое) раздражение.

«Убирайтесь! — так будто бы кричал он, если верить Ги Бретону, — Почему бы вам не оставить меня на время в покое. Поездка так меня утомила». Так изо дня в день находил он новые предлоги и по-прежнему уклонялся от своего супружеского долга. Узнав об этом, Людовик XI повелел страже, охранявшей замок, почти насильно втягивать его в долгие партии игры в мяч с целью «разогреть плоть и привести его в благотворное для любви состояние». И самое странное, обычно это средство, по всей видимости проверенное стражниками на самих себе, стало приносить ожидаемые результаты. Юный Луи стал чаще навещать свою супругу, а иногда, словно ослепленный жгучим желанием, даже со всех ног вбегал в опочивальню принцессы.

В такие дни в замок Плесси-лё-Тур отбывал гонец, дабы уведомить о таком счастливом событии отца молодой супруги.

Конечно же, кто не согласится с тем, что в дипломатии и большой политике, в военном деле, в делах управления король был хитер и умен, но юный Луи Орлеанский оказался вполне достоин своего учителя (ведь не только у своей матери, но и у короля брал он уроки жизни и властвования), — поняв, что он стал жертвой милой и такой спортивной уловки (в которой, правда, не было ничего бесчестного или позорного), он пригласил в замок Линьер одну знакомую куртизанку, с которой весело проводил время в Блуа. Так после игры в мяч под одобрительные возгласы и взгляды стражников, полагавших, что он идет к супруге, он запирался в покоях большой башни именно с этой сладострастной дамой.

Жаль, но вскоре об этом стало известно не только в провинции Берри и на берегах Луары, но и в Париже, где история эта наделала много шуму. Как водится, одни жалели молодую герцогиню Орлеанскую, другие защищали Луи, «которого женили силой», и все единодушно винили короля, который стал причиной несчастья обоих.

В марте 1479 года Людовик XI внезапно заболел, и врачи не смогли сказать ничего определенного о его недуге. Утверждали, что он парализован и даже потерял дал речи и что при нем неотлучно дежурит некий святой человек, приехавший во Францию из итальянской Калабрии, изумляя успехами своего лечения всех врачей.

Но пока парижане повторяли эти слухи, ежедневно жадно ловя новости о здоровье государя, семнадцатилетняя принцесса Анна де Боже оставалась в Амбуазе, глубоко страдая по Луи Орлеанскому. Как ни странно, отец всегда восхищался ее умом, говоря: «Она — наименее глупая из всех женщин Франции, ибо судьбе не было угодно познакомить меня ни с одной умной». И словно подтверждая эти слова делом, он отдал именно под ее опеку своего сына и наследника Карла, который должен был рано или поздно получить в наследство «самое прекрасное из земных королевств».

Однако на сей раз, — рассказывает Ги Бретон, — Людовик XI выздоровел вопреки всем стараниям и ухищрениям врачей. И Луи Орлеанский, уже тайно обсуждавший с важнейшими сеньорами королевства, как легче заполучить власть, отобрав ее у законного наследника Карла, вновь отошел в тень, затаив в душе досаду и предавшись для наилучшего душевного успокоения сладострастию и разврату. Говорят, что в это время у него была связь с известной красавицей и куртизанкой Амазией, чей неверный и взбалмошный нрав причинял ему немало неприятностей. Едва он покидал ее покои, эта очаровательная и сладострастная красавица тут же оказывалась в объятиях слуги, лакея, а иногда и первого встречного сластолюбца, встреченного ею на улице и тотчас увлекаемого гетерой на ее ложе. Луи Орлеанский не смог долго этого переносить и, избавившись от свиты у дверей ее дома, стал затворяться с ней в одиночестве, полагая, что лучше уж готовить самому, чем заставать Амазию обнаженной на коленях у достопочтенного повара или у его ног.

Дело доходило до смешного. Часто ловкая девица говорила с лукавой усмешкой на устах: «Ваше высочество, не слышите ли вы стук в дверь? О! Видно, нам принесли пирог с абрикосами, которые я так люблю. Не беспокойтесь, следите за плитой, не сожгите голубей, я сама посмотрю, кто там пришел». И, — красавица упорхнула, а Луи ждал некоторое время, не выказывая ни малейшего нетерпения. Ему даже нравилось следить за плитой и слегка поворачивать вертел, но время шло, кушанье уже было готово, и уже подгорало, а нашей прелестницы и след простыл. В душу юного герцога начали закрадываться подозрения. Оставив кухню, он направился в переднюю и едва не обезумел от гнева. Лежа прямо у входа на платьевом комоде, его любовница предавалась пылкой страсти.