Сюзанна Кирсли - Забытая история любви

— Вот чем хороша уединенная жизнь, — как-то сказала она Софии с улыбкой. — Мои соседи так привыкли, что я каждый год приношу по ребенку, что никому и в голову не пришло, что она может быть не моей.

— Да, но твой муж…

— Сделает все, что скажет графиня, и с радостью. — Она положила ладонь на руку Софии. — Не волнуйся, с нами она в безопасности, обещаю. Мы будем заботиться о ней, пока не вернется твой муж.

И сестра Кирсти держала слово. Месяц за месяцем малышка Анна росла в счастливой, радостной семье. С Софией она виделась часто, но из предосторожности ее научили не называть ее мамой.

Для этого у них еще будет время, в этом София не сомневалась. И хотя она ничего не пожалела бы ради того, чтобы видеть дочь каждый день, потребности Анны значили для нее намного больше, чем собственные, и она была без меры благодарна сестре Кирсти за заботу о ее ребенке.

Во внешности и в характере Анны себя она почти не замечала: глаза, волосы, непоседливость — все у нее было от Мори, и каждый раз, глядя на дочь, она радовалась тому, как совершенно природа воспроизвела его черты в этом маленьком человечке.

Та короткая встреча в гостиной мгновенно подняла ей настроение, на что и рассчитывала Кирсти.

Так и сейчас, спустя две недели, когда она сидела на своем обычном месте среди дюн и наблюдала за веселой игрой детей сестры Кирсти на омытом волнами песчаном изгибе берега, темные мысли Софии улетучились, как тени, бегущие от яркого солнца ранней осени и звуков детского смеха.

Анна была увлечена игрой с огромным мастифом Хьюго, который отбросил внешнюю суровость, чтобы показать свою истинную добрую натуру. Его челюсти осторожно сомкнулись на палке, которую протянула ему Анна.

София до того сосредоточилась на их борьбе, с любопытством гадая, кто кого перетянет, что даже не услышала, как прошуршали по траве юбки, когда к ней на дюну поднялась Кирсти.

— Нечестное состязание. Эта псина слишком сильная для нее.

София улыбнулась, не отрывая глаз от дочери.

— Она все равно победит.

— Да я и не сомневаюсь. Я не сомневаюсь, что ей под силу все, что угодно, — согласилась Кирсти. — Особенно после того, как своими собственными глазами увидела, что она уговорила моего Рори на четвереньках бегать вокруг дома, изображая лошадку. И это Рори, который клялся, что у него нет ни времени, ни желания возиться с детьми.

— Может быть, у него изменились взгляды, — заметила София, — и теперь он хочет завести собственную семью, зажить жизнью, о которой ты так давно мечтаешь?

— Рори? Никогда.

— Не бывает «никогда», — сказала София, и тут неожиданный взрыв смеха заставил ее снова повернуть голову к берегу, где Анна наконец вырвала палку из пасти Хьюго и пустилась бежать вдоль воды.

Ходить она научилась в десять месяцев и теперь, спустя несколько недель тренировки, без труда бежала на маленьких ножках, которые касались блестящего песка так легко, что даже не оставляли следов. София подумала о Мори, как он ходил босиком по берегу и сам был похож на ребенка. Его слова, сказанные в тот день, показались подходящими для этой минуты, и она повторила их Кирсти:

— Невозможно угадать, куда заведет тебя жизнь.

Ладони ее чувствовали прохладу песка. Она зачерпнула пригоршню и позволила крупинкам ручейками ссыпаться между пальцев, пока глаза ее привычно высматривали на горизонте парус. Но на этой широкой синей глади не было ничего, кроме тоненьких, то возникающих, то исчезающих белых полос на гребнях волн, разбивающихся о камни на дальнем конце берега.

Кирсти посмотрела на нее с молчаливым сочувствием.

— Сегодня можем услышать вести из Франции. Графиня получила письмо.

— Да? Когда?

— Когда я выходила.

— Наверняка это очередное послание от его сиятельства герцога Гамильтона, — сухо заметила София.

Начиная с весны, герцог стал часто писать графине. Поначалу он сильно озаботился судьбой Софии, после того как мистер Холл потерял ее на рынке, и спрашивал, не знает ли графиня, где София живет в Эдинбурге, чтобы лично навестить ее и удостовериться, что с ней ничего не случилось. Прочитав его первое письмо, графиня заметила: «Как же он огорчится, когда узнает, что ты вернулась к нам в Слэйнс! Герцог — человек в городе влиятельный, но преследовать вас в нашем доме не осмелится. Сейчас худшее, что он может сделать, — это затаиться, ждать, наблюдать и надеяться, что мы чем-то выдадим планы короля».

После этого герцог принялся слать проникновенные письма, полные заверений в дружбе и верности королю, и каждое из них выводило графиню из себя на целый час, а то и больше.

— Письмо не из Эдинбурга, — сказала Кирсти. — Его принес рыбак, тот самый, который в прошлом месяце принес послание из Сен-Жермена от герцога Пертского. Да и графиня обрадовалась, когда увидела его.

— Это хорошо, — сказала София. — Графиня любит получать письма от своего брата. И настроение у нее поднимается.

У Софии тоже потеплело на душе, и она опять стала просеивать пальцами песок, наблюдая за сестрой Кирсти и детьми. Хыого к этому времени уже вернул себе палку, и снова началась игра, над мерным шелестом волн понеслись раскаты дружного детского хохота.

От перетягивания палки перешли к догонялкам, и Кирсти, не в силах усидеть на месте, сбежала вниз по дюнам и присоединилась к детям. А София, оставшись одна, могла думать лишь о том, как хорошо и легко ей вдруг стало. Она подняла лицо к солнцу и закрыла глаза.

Когда глаза ее открылись, вокруг не произошло никаких перемен. Позже она думала, что в тот миг, наверное, какая-то туча нашла на солнце и по сверкающему морю пробежала тень, но ничего этого она не увидела.

Только на тропинке появилась графиня и направилась к ним.

Графиня так редко появлялась на этой дороге, что София не могла и припомнить, когда такое случилось в последний раз, но об этом она и не задумывалась, наблюдая, как графиня дошла до подножия холма и на секунду остановилась, окруженная со всех сторон качающейся на ветру травой. А потом София увидела, как она сделала глубокий вдох, расправила плечи и продолжила путь с таким видом, будто берег вдруг расширился и перед ней предстала бескрайняя пустыня.

Дойдя до дюны, графиня не стала подниматься, а остановилась внизу, на несколько шагов ниже Софии. Она подняла голову, и лицо у нее было такое же, как у той женщины, которая когда-то давно пришла рассказать Софии, что ее отец и мать уже не вернутся домой.

И тогда она почувствовала, что на нее легла тень, хотя и не видела ее, а внутри огромная пустота в один миг поглотила все остальные чувства. Боясь спрашивать, чтобы не услышать ответ, она молчала.

— Дорогая моя, у меня вести о мистере Мори, — сказала графиня. — Недобрые.