Сюзанна Кирсли - Забытая история любви

— Милорд Гриффин, если спастись может только один из нас, я настаиваю…

— Не тратьте лишних слов, мой мальчик. Вы молоды, у вас впереди целая жизнь, а моя уже подходит к концу. — Он повернулся к Гордону. — Я же говорил вам, что мне нечего бояться плена. Я знаю королеву Анну еще с пеленок. Я состоял в страже ее отца. Она не допустит, чтобы со мной скверно обращались. — Он снова улыбнулся. — К тому же возможность провести последние годы в Тауэре, откуда я смогу любоваться Лондоном, не кажется мне такой уж неприятной. — Тут он замолчал и посерьезнел. — Я так давно не был дома.

Мори начал упорствовать в своем желании остаться вместо лорда Гриффина, но англичанин не отступался, и спор их прекратился только после того, как Гордон не выдержал и взорвался:

— Дьявол, да я сам сдам вас англичанам и потребую обещанную награду, если вы сейчас же не успокоитесь! — А потом он напомнил Мори: — Однажды вы говорили мне, что солдат должен не спрашивать, кто отдает приказы, а исполнять их. Вы можете исполнить мой приказ? — И совсем тихо добавил: — Хотя бы ради нее.

Подобно соперникам, равным по силам в поединке, мужчины какое-то время молча смотрели друг другу в глаза. Потом рука Мори медленно поднялась, он надел на шею шнурок с камнем, точно это было единственное оружие, которое ему пригодится, и коротко кивнул.

София неотрывно смотрела на капитана Гордона, все еще стоявшего спиной к ней у окна своей каюты на борту «Леопарда». Пока он рассказывал свою историю, она не проронила ни слова, настолько ее захватило и взволновало повествование.

Гордон сказал:

— Все прошло благополучно. В тот вечер на «Леопарде» было выпито столько, что мои люди потеряли способность думать о чем-либо, кроме рома. Сейчас он, должно быть, уже подплывает к Франции.

София знала, что никакие слова не смогут передать того, что было у нее в ту минуту на душе, и все же чувствовала потребность сказать хоть что-то.

— Капитан Гордон… — Но, как только он повернулся, она снова запнулась и спросила только: — Лорд Гриффин все еще с вами?

— Нет. Его забрали солдаты сегодня утром. Мне остается только молиться, чтобы он оказался прав и королева проявила милосердие.

София всматривалась в его лицо, и ей вдруг стало стыдно оттого, что она могла подумать, будто такой человек — предатель.

— Капитан Гордон, — снова начала она. — Я надеюсь, вы простите меня за…

Жестом он прервал ее извинения.

— Это забыто. — Посмотрев еще раз на то, что осталось от «Солсбери», он сказал: — Во всяком случае, в одном вы были правы. — Его глаза снова поймали и уже не отпускали ее взгляд. — То, что я совершил в тот вечер, было сделано не ради долга. Это было сделано ради вас.

Пораженная этим признанием, она минуту молчала. Ей трудно было осознать, что он может испытывать к ней такие чувства, что он готов рискнуть своим положением, работой, жизнью, зная, что она не отвечает, да и не сможет ответить взаимностью. Очень тихо София произнесла:

— Простите.

И они оба понимали, что говорит она о чем-то куда большем, чем ее необоснованные обвинения.

Капитан Гордон, оставаясь джентльменом, ответил:

— Вам незачем извиняться. — Помолчав, он добавил голосом более веселым: — А знаете, я восхищен вашим мужеством. Ведь вы пришли сюда, чтобы бросить мне вызов. Не сомневаюсь, вы бы нашли способ приехать сюда из самого Слэйнса, если бы понадобилось.

Она слегка улыбнулась.

— Да, пожалуй.

— Но я рад, что вы сейчас не на севере. — Он подошел к столу и налил два стакана кларета. — И не только потому, что благодаря этому я имею удовольствие видеть вас, но еще и потому, что англичане, вероятно, захотят поквитаться за то, что произошло здесь.

Глотком красного вина она попыталась смыть горький вкус чая во рту.

— Но король спасся, — сказала она. — Что, если он поплыл на север, где безопаснее и можно сойти на берег?

— Это возможно, — многозначительно произнес он. — Но если его постигнет неудача, нас ждут тяжелые времена. И очень хорошо, что вы не в Слэйнсе.

Грэм, не отрывая головы от подушки, повернулся в мою сторону и полусонным голосом произнес:

— Лорд кто?

— Лорд Гриффин. Если не ошибаюсь, он был на «Солсбери». Старик. Англичанин. Он жил в Сен-Жермене.

— Ах, Гриффин! — Он придвинулся еще ближе ко мне, и его рука легла на мою талию теперь уже знакомым весом. Мне это нравилось, так же, как нравилось, когда его дыхание щекотало мне шею. — И что ты хотела о нем узнать?

— Что случилось с ним после того, как его забрали англичане? Его допрашивали? Обвиняли в участии в заговоре?

— Да. За это и приговорили.

— Ему отрубили голову?

В те времена наказание за измену было одно. Я не понимала, почему этот, в сущности, незначительный факт не идет у меня из головы. Готовясь к работе над романом, я прочитала бесчисленное количество описаний казней и знала, что это не более чем изнанка войн и дворцовых интриг. Однако об этом человеке я не могла думать, не представляя себе старика, сидящего у наклонной стены где-то в чреве «Леопарда» и рассуждающего о том, что ему нечего бояться, что королева Анна никогда…

— Нет, — ворвался в мои мысли Грэм. — Его не казнили. Кое-кто из министров королевы Анны добивался для него смертной казни, но она не стала их слушать. Да, она держала его в заточении, но голову он сохранил и умер от старости.

Это меня обрадовало. Появилась надежда, что он, как и мечтал, провел остаток жизни, любуясь из окна на Лондон. Ну а королю Якову, думала я, разумеется, не суждено было дожить до исполнения своей мечты. Его корабли преследовали вдоль северного побережья, пока плохая погода не заставила их и вовсе отказаться от своих планов и вернуться во Францию. На берегу все те, кто так долго ждал его возвращения, остались ни с чем в преддверии лихолетья, которое пророчил капитан Гордон.

— Грэм?

— Что?

— А кого-нибудь тогда казнили за участие в этом заговоре?

— Не помню такого. — Голос его сделался уже совсем сонным, и, если бы я знала его чуточку хуже, я бы заподозрила, что он «не помнит» специально, чтобы я отстала от него и не донимала вопросами.

— Но ведь англичане переловили всех якобитов и бросили их в тюрьму.

— Да. Большая часть шотландской знати и джентри угодила за решетку. Потом их отправили в цепях в Лондон. На потеху толпе.

Я помолчала, представляя себе это, потом спросила:

— Граф Эрролл тоже был среди них?

Грэм кивнул. Даже это незначительное усилие казалось для него слишком тяжелым, потому что его голос становился все глуше, неразборчивее.

— Говорят, он в плену однажды так вышел из себя, что швырнул какую-то бутылку в графа Маришала и чуть не проломил ему башку.

— Значит, граф Маришал заслужил это чем-то.