Марина Кистяева - Русалка

Саша толкнула сестру в бок.

— Ирина купалась, бестолковая! Неужели не видишь?

Граф Палагин, резко повернувшись на каблуках, не мигая, посмотрел на Петра, который мысленно приготовился к самому худшему. Он прекрасно понимал, что скомпрометировал девушку, что как только он её увидел, ему надлежало тотчас отвернуться, скрыться, а он, остолоп, застыл едва не с открытым ртом.

В груди неприятно ёкнуло.

— Сударь, я требую, чтобы вы немедленно назвали ваше имя!

— Петр Сергеевич Ракотин, к вашим услугам, — ответил Пётр, сжимая губы. Он попал в пресквернейшую историю. И, к сожалению, он догадывался, что за всем этим последует.

Услышав знакомое имя, граф нахмурился.

— Вы внук Давыда Георгиевича Ракотина?

— Совершенно верно.

— Ваш дед был человеком чести. Надеюсь, вы понимаете деликатность ситуации? Я требую объяснений.

Петр коротко кивнул.

— Я буду у вас через час. Это время вас устроит?

— Вполне.

Петр ни на минуту не намерен был задерживаться на полянке около пруда. Даже не бросив мимолетного взгляда на поспешно одевающуюся девушку, он решительно направился к Казбеку. И лицо его было хмурым. Он проклинал себя за глупость и не осторожность.

Отец девушки вправе гневаться и требовать объяснения. Петр скомпрометировал его дочь. И она, это речная нимфа, ни в чем не виновата! Если только в том, что так прекрасна….

Конечно, ей не следовало купаться нагой, но кто ж знал, что ему надумается здесь прогуляться, нарушив границы чужого владения? Петр матерно выругался. Н-да, нелепая ситуация, ничего не скажешь.

И какой, спрашивается, тут выход?

В голову не приходило ни одно решение, способное удовлетворить его и разгневанного графа Палагина. Но какова плутовка! Когда Петр вскакивал на Казбека перед его глазами стояло божественное тело дочери графа.

— Папенька….

— Поговорим дома!

Василий Дмитриевич даже не пожелал посмотреть на дочь, которая стояла растерянная и униженная. Ирина, дрожащими руками, привела волосы в порядок и беспомощно посмотрела на спину удаляющегося отца. Тот крупными шагами направлялся к тарантасу, а близнецы, ничего не понимая, семенили за ним.

Ирина прикрыла глаза. Боже Всемилостивый! Да что ж это такое….

Бежать за отцом сейчас и всё попытаться объяснить…. Кинуться в ноги, повиниться…Но в чем?!… Она сама впервые увидела мужчину за какую-то жалкую минуту до появления отца! Он возник ниоткуда! Она не слышала, как он подъехал к пруду, как бесшумно подошёл к ней! Как подкрался к ней!

Ирина почувствовала, что страх, смятение и раскаяние уступает место гневу. Ракотин, а она прекрасно расслышала имя мерзавца, заметил её и решил воспользоваться ситуацией, никак иначе! Будь он порядочным человеком, то, во-первых, не оказался бы на чужой земле, а во-вторых, никогда не стал бы подглядывать за купающейся женщиной! А если бы не появился отец? На что тогда осмелился бы негодяй?

От картины, вспыхнувшей в её возбужденном мозгу, Ирине стало плохо. Она на всю жизнь запомнила взгляд, которым смотрел на неё Ракотин. Похотливый, жадный. От внезапного приступа отвращения Ирина поёжилась. Ей уже доводилось сталкиваться с нечто подобным. Отец ни о чем не догадывался, но его подвыпившие друзья частенько делали Ирине грязные комплименты, и в их глазах святилась та же неприкрытая похоть.

По спине прошел озноб, и Ирина снова посмотрела на спину отца. Что тот задумал? Наверняка, он сочтет, что Ракотин скомпрометировал, опозорил её и потребует…. Чего он потребует?

Ирине стало страшно. Пока она не поговорит с папенькой, её так и будут терзать сомнения. Лишь бы он её выслушал! Не пошел на поводу разгневанных эмоции! Тогда пиши пропало! И Ирина легонько стегнула Зарницу, подгоняя её вслед удаляющемуся тарантасу.

Как только они оказались в имении, Ирина поспешила за отцом, но Василий Дмитриевич окинул её немилостивым взглядом, и грозно бросил:

— Приведи себя в порядок! Ты похожа на…, - граф запнулся, не имея точного определения. — Переоденься. Я буду ждать тебя в кабинете.

Ирина с трудом сдержалась, чтобы не броситься в комнату бегом. Слезы застлали глаза. Ей хотелось броситься на кровать и рыдать, рыдать…. Но вместо этого она кликнула Татьяну. С её помощью она быстро сменила мокрое платье на домашнее, расчесала волосы, и уложила их в привычный венок. Ждать, пока высохнут не послушные пряди, не было времени. В ушах звучали слова Ракотина, что он будет у графа через час. И этот час стремительно подходил к концу. У неё оставалось мало времени. А ей жизненно необходимо знать, что надумал отец, прежде чем появиться ненавистный сосед.

Ирина обнаружила отца стоящим около окна и курившим сигарку. Сейчас Василий Дмитриевич был похож на человека, только что принявший важное решение. Он даже не заметил, что в кабинет вошла дочь. Его взгляд был устремлен вдаль, плечи расправлены. Ирине не часто доводилось видеть отца таким серьезным, даже грозным. В последний раз это было, когда он сообщил, что они возвращаются в Россию. Её сердце дрогнуло в предчувствие нехорошего, рокового.

— Папенька…, - позвала она, но Василий Дмитриевич не отреагировал на её слова. — Папенька, вы хотели меня видеть?

Граф Палагин вздрогнул и обернулся.

— А как ты думаешь? — не любезно ответил он, даже зло. Заметив, как Ирина побледнела, поспешил добавить: — Извини, я был резок.

Он не находил слов. В течение того времени, что он был один, Василий Дмитриевич всё обдумал, ему казалось, он нашел правильное решение, но сейчас, видя перед собой старшую дочь с испуганными растерянными глазами, он почувствовал смятение. Вернулась неуверенность. Но он решил быть твердым. Ему необходимо выполнить отцовский долг.

— Папенька, я готова всё объяснить, — неуверенно начала Ирина, но граф покачал головой:

— Нет. Не надо никаких объяснений. Я видел всё собственными глазами. И это было ужасно! Я никогда, слышишь, никогда и в самом страшном сне не мог предположить, что буду стыдиться своей дочери! А сейчас я стыжусь! Стоять в чем мать родила перед незнакомым мужчиной! И ты…

— Нет! — порывисто выкрикнула Ирина и сделала несколько шагов навстречу отцу.

— Не смей меня перебивать! — граф Палагин в сердцах ударил по столу кулаком, некоторые бумаги взметнулись и спланировали на пол. — Ты совсем распоясалась! Согласен, здесь есть и моя вина! Я дал тебе слишком много свободы, ни в чем не ограничивал, и вот, полюбуйтесь, результат! Моя дочь превратилась в бесстыжую девку!

— Папа! — Ирина снова попыталась прервать поток ужасных изречений, смертельно ранивших её душу. Она никогда не видела отца в таком гневе. Казалось, ещё мгновение, и он начнет крушить мебель. Раньше ей всегда с легкостью удавалось погасить вспышки ярости, переубедить его, заставить выслушать. А теперь он не давал ей и слова сказать. Осыпал несправедливыми обвинениями и не позволял защититься!