Виктория Холт - Роковая женщина

— Сиделка миссис Стреттон, — назвалась я.

Он вскинул брови. Они у него светлопесочные, как и ресницы, а глаза желто-карие, цвета топазов. Нос орлиный, как у сэра Эдварда на портрете. Кожа бледная, а усы золотисто-рыжие.

— Вы так молоды для такой ответственной работы, — отозвался он.

— Я прошла полный курс подготовки.

— Разумеется. Будь это не так, вы бы не взялись.

— Конечно, нет.

Он не сводил глаз с моего лица. Видно было, что, если и сомневается в моих способностях, внешность, безусловно, одобряет. Поинтересовался, сколько я пробыла в Замке и довольна ли условиями. Я ответила, что всем довольна, и выразила надежду, что не сделала ничего предосудительного, гуляя по саду. Он уверил, что ничего такого я не совершила, и разрешил гулять, когда вздумается. Потом вызвался самолично показать огороженный сад с прудом и рощу, посаженную вскоре после его рождения: теперь это был молодой ельник. Через него пролегала тропа, ведшая к краю утеса. Он подвел меня к железной ограде и проверил ее на прочность, сказав, что садовникам строго-настрого указано следить за ограждением. Оно и понятно. Площадка обрывалась крутым склоном, уходившим вниз, к реке. Мы стояли, опершись на ограду, любовались домами на скале на другом берегу, соединенном с нашим мостом. В его взгляде промелькнула собственническая гордость, и я вспомнила, что мне рассказывала Анна о Кредитонах, принесших процветание Лэнгмуту. У него был важный, исполненный сознания силы вид. С пылом, невольно передавшимся и мне, заговорил о Лэнгмуте и судоходстве. Чувствовалось, что в этом состоит смысл его жизни, как прежде был смысл жизни отца. Меня захватила романтика «Леди-линии», хотелось узнать как можно больше.

Он охотно рассказал, хоть и несколько суховато, как отец основал дело, о периоде борьбы не на жизнь, а на смерть. По его словам, выходила поистине героическая история: из скромного начинания складывалась большая компания.

Я поразилась, что он разговорился после столь короткого знакомства со мной. Похоже, это удивило и его, потому что он вдруг сменил тему и перешел на деревья и прочие прелести сада. Потом мы вместе вернулись к цветочным часам и прочли надпись на циферблате: «Я учитываю только солнечные часы».

— Надо бы и мне попробовать следовать этому принципу, — заметила я.

— Надеюсь, ваши часы будут всегда солнечными, сестра.

От желто-карих топазов его глаз веяло непритворным теплом. Я почувствовала, что он совсем не такой холодный, каким хотел казаться, и что я ему приглянулась.

Потом он ушел, оставив меня в саду. Я поняла, что вскоре увижу его снова. Я еще раз обошла террасы и огороженный сад, добралась через ельник до площадки над обрывом и постояла у железного ограждения. Встреча меня обрадовала: я была довольна произведенным на него впечатлением. Он такой сдержанный — вероятно, счел несколько фривольным мой тон, к тому ж я часто смеялась. Некоторым это во мне нравится, но те, кто посерьезнее, вполне могут посчитать меня легкомысленной. Кажется, он из таких. Тем не менее знакомство меня порадовало, в конце концов, он ось, на которой держится весь дом, и не только дом. Вся сила и слава дома воплощены в нем, наследнике отца, а в будущем, когда не станет матери, продолжателе и источнике дальнейшего процветания дела.

Я вернулась к солнечным часам. Этот час, пообещала я себе, мне непременно зачтется. Я глянула на свои часы — медальон из бирюзы с розовыми бриллиантиками, подарок леди Хенрок незадолго до ее кончины, — и проверила по солнечным. Скоро должна была проснуться моя подопечная. Надо было возвращаться к своим обязанностям.

Я подняла голову на башню. Это была не та башня, в которой находились апартаменты моей больной. Эта располагалась с краю западного крыла. Я довольно дальнозорка и явственно разглядела лицо в окне. Оно задержалось на несколько секунд, а потом исчезло. «Кто это мог быть? — гадала я. — Кто-нибудь из прислуги?» В том крыле я еще не была, как и не успела обследовать большую часть Замка. Немало озадаченная, я отвернулась, но, словно что-то почувствовав, снова оглянулась на башню. Опять в ней мелькнуло лицо. Кому-то было интересно наблюдать за мной, притом украдкой, ибо стоило ей — что это была женщина, я успела заметить по мелькнувшему в окне чепцу — понять, что ее увидели, как она поспешно ретировалась в тень.

Занятно! Но есть ли в Замке Кредитон что-то, не интересное мне? Все же куда больше мелькнувшего в окне лица меня заинтриговала встреча с властителем Замка, символом его богатства и власти.

3 мая. Славный день с безоблачным голубым небом над головой. Опять я гуляла в саду, но на этот раз не встретила Рекса. Признаться, перед выходом я рассчитывала, что он «случайно» натолкнется на меня, так как, по-моему, он явно мной заинтересовался. Впрочем, у него должно быть немало дел в большом конторском здании, что возвышается над городом. Я слышала из нескольких источников, что он принял на себя обязанности сэра Эдварда и с помощью матери управлял делами компании. Тем не менее я была немного задета. Надо же, вообразила, что он ко мне неравнодушен! Когда стало ясно, что он не придет, я задумалась о мелькнувшем в окне лице, постаравшись выбросить Рекса из головы. Башня западного крыла, задумалась я. Что если притвориться, что заблудилась? Видит Бог, в Замке это нетрудно. Доберусь-ка до западного крыла и осмотрюсь, а если заметят, притворюсь, что потерялась. Сознаюсь, я очень любопытна, но это оттого, что меня так занимают люди: этот мой интерес и дает мне возможность приходить при нужде на помощь. Кроме того, я должна понять мою подопечную ради ее же блага, а для этого надо разузнать о ней все, что возможно. А поскольку все в этом доме так или иначе касается ее, то и это таинственное лицо должно иметь какое-то отношение к ней.

Ближе к вечеру небо обложило густыми тучами, солнце скрылось, и в любую минуту мог начаться дождь. В Замке сделалось сумеречно: именно в такой час можно убедительней всего заблудиться, и я решила не упускать возможности. Я взобралась по винтовой лестнице в западную башню. Предположив, что она должна быть точной копией нашей башни, я пробралась к комнате, в которой должно было находиться окно, где я видела то лицо, и открыла дверь.

— Ах, простите… Я… — деланно смутилась я.

— Вы сестра-сиделка, — докончила незнакомка.

— Я попала не в ту башню, — сказала я.

— Я вас видела в саду. Вы ведь тоже меня заметили?

— Да.

— И решили подняться и посмотреть?

— Башни так похожи.

— Значит, вы ошиблись, — продолжала она, не дожидаясь конца моих оправданий. — Как ваши отношения с больной?

— По-моему, как им и надлежит быть у сестры и больной.

— Она серьезно больна?