Виктория Холт - Роковая женщина

Шантель нарядилась в зеленое платье — тоже длинное и свободное. Она купила его на острове, и хоть материал был простой и небогатый, платье хорошо облегало фигуру и необыкновенно ей шло. Волосы она заплела в толстую косу и перебросила через плечо. Я не купила к празднику никакой обновы. Надела голубое шелковое платье и по-будничному зачесала волосы.

Одолев подъем, мы оставили коляску. Потом поднялись в верх склона на плато, где уже шли пляски. Я успела повидать местные танцы. Их часто устраивали на набережной в «домах без стен», представлявших собой удобные площадки с навесом из веток и листвы, укрывавшим танцующих от солнца.

Музыкальным сопровождением служили звуки тоже знакомых мне инструментов, внешне смахивавших на гитары. Мы расселись на специально захваченных циновках, и нам тотчас поднесли кокосы, наполненные гали. Крошечного глотка, который я осторожно сделала, хватило, чтобы по жилам пробежала волна огня. Я поняла, до чего пьянящ был напиток.

Я покосилась на Шантель, сидевшую рядом со мной с расширенными зрачками. Зрелище сразу захватило се: наверняка ее приподнятому настроению способствовало предвкушение скорого возвращения к Рексу в Сидней. Счастливица Шантель!

Мы аплодировали танцорам, на туземный манер отбивая ладонями в такт медленному, тягучему ритму. Танцы казались бесконечными, циновки неудобными для сидения.

Но когда подошло время огненного танца, общее возбуждение передалось и мне. Я даже перестала замечать занемевшие в непривычной позе ноги. Вышло двое мужчин, обнаженных выше пояса, в набедренных повязках и ярко отсвечивавших в пламени факелов бусах. Шеи у обоих были скрыты рядами огненно-красных бус, руки покрывали браслеты, на головы намотаны бисерные ленты той же расцветки.

Потемневшее небо было утыкано мириадами звезд, луна освещала блекло-желтыми тонами широкий круг. Лица зрителей — темные и светлые в равной мере — были в напряженном ожидании. В нос ударял дурманящий аромат цветов, едкий дым факелов жег глаза, яркое пламя слепило, в воздухе стоял тихий гул привлеченных смертоносным огнем насекомых.

Огненные танцоры были в ожидании. Но вот старик отец с ритуальными церемониями вручил каждому сыну по паре факелов, зазвучала музыка и начался танец. Сначала они не спеша описали пылающими факелами окружность, потом бросили их в воздух и без видимых усилий поймали. Постепенно входя в раж, притопывая ногами, они все выше швыряли и на лету подхватывали факелы. Это было доступно любому тренированному мужчине. Настоящий огненный танец был еще впереди.

Не представляю, как они это делали. До того быстры, ловки были их движения. Только в одном я была уверена: время от времени изнутри бешено вращавшегося огненного шара показывались обнаженные тела танцоров. Они дергались в бешеном экстазе — замершие, завороженные зрители слышали их натужное дыхание. Не верилось, чтобы человек мог находиться в гуще огня и оставаться невредимым.

Под затихающий ритм музыки шары пламени задвигались медленнее, и стали различимы четыре факела и два танцора.

Этому чуду Огненные люди научились в Огненной стране и принесли с собой на Землю, где его не мог повторить никто, кроме людей их племени.

Вот все кончилось. Секунду длилось молчание еще не пришедшей в себя публики, сразу затем взорвавшееся бурными рукоплесканиями, перемежавшимися выкриками: «Келла Келла Талуи».

Казалось, этому не будет конца. Одновременно с аплодисментами над головами зрителей шел гул возбужденных голосов. Они не верили увиденному. Чудо противоречило опыту и законам природы: Огненных людей не жгло пламя.

Шантель с усмешкой глянула на меня. Я испугалась, что она ляпнет что-то легкомысленное, и, хоть смысл слов, скорей всего, останется непонятым, окружающие все равно уловят иронию.

Тем временем накатил новый гул возбуждения. Двое Огненных людей ввели в круг мальчика.

Он был сыном одного из двоих и должен был впервые исполнить огненный танец. Жаркое пламя, только что укрощенное его отцом, не должно было тронуть и его.

У меня часто забилось сердце. Он казался таким маленьким и жалким в своих родовых бисерных украшениях. Вся похолодев, я почувствовала, что ему страшно. Я едва сдерживалась, чтобы не закричать: «Этого не должно быть!» Но я не имела права вмешиваться в происходящее. Мальчику было назначено исполнять танец, как это делали старшие, и я сидела, затаив дыхание от передававшегося мне его страха.

Он выступил вперед. Ему передали пару факелов. Он принял, повертел в руках, бросил в воздух, поймал. Мне стало легче. Он был так же ловок, как старшие.

Заиграла музыка — сперва медленно, потом быстро наращивая темп до бурного крещендо. В воздухе завертелись факелы. Скоро они сделались сплошным огненным шаром.

«Умеет, — с облегчением подумала я. — Его хорошо обучили».

Опять повисла зачарованная тишина под блестящими ночными звездами: молчание, говорившее больше всяких слов, глаза, прикованные к взвихренному шару.

Тут это и случилось: в жизни не слышала подобного вопля. В воздух взлетел один факел, за ним другой, и мы разглядели охваченную огнем фигурку в ужасных корчах — ярко пылали волосы на голове. Сам он был похож на пылающий факел.

Тотчас подхватилась Шантель. В руках у нее была циновка, на которой она только что сидела. Добежав до мальчика, она обернула его в циновку, одновременно сбивая огонь.

Я сидела как завороженная. Поистине потрясающее зрелище, тем более что героиней была Шантель, воплощенный ангел милосердия.

Все рванулись вперед. Двое мужчин в ярких бисерных украшениях кричали во весь голос.

Вдруг раздался властный голос Шантели:

— Посторонитесь. Я сестра.

Примолк даже визжавший от нестерпимой боли мальчик. На миг мне даже показалось, что он умер.

Подозвав одного из мужчин, Шантель велела нести мальчика в ближайший дом, который, кстати, оказался его собственным жилищем. Потом она обернулась ко мне:

— Возвращайся домой за моей сумкой. Да поживее.

Я не нуждалась в повторении. Жак кинулся за мной к коляске. До самого дома он гнал лошадей со скоростью, которой тс, должно быть, не помнили с рождения. Я забежала в комнату Шантели, подхватила сумку и на лету запрыгнула в коляску.

Весь обратный путь в моих ушах разносились нечеловеческие вопли ребенка.

К дому мы подъехали другой дорогой: той самой, которой я нечаянно забрела сюда однажды. Доктор был на месте, но, одурманенный изрядно выпитым гали, без толку мешался под ногами Шантели.

— Не уходи, Анна, — скомандовала она, взяв у меня сумку. — Дождись меня.

Я опустилась на табурет. Мальчик не шел у меня из головы. Я чувствовала, что ему страшно. В сущности он был совсем ребенок: жестоко было подвергать его такому испытанию. Но как восхитительна была Шантель в летящем изумрудно-зеленом платье с перекинутой через плечо косой!