Марлен Сьюзон - Полночная невеста

София вряд ли ей обрадуется, но Рейчел надеялась уговорить дядю Альфреда принять ее обратно или хотя бы выделить ей часть денег. На последнее надеяться особенно не приходилось хотя бы потому, что всеми деньгами распоряжалась София. Но и выгнать они ее не смогут. А может быть, София будет рада насолить герцогу и оставит ее в Уингейт-Холле? Во всяком случае, надо попробовать.

Через открытые окна донесся топот копыт. Рейчел подняла голову и выглянула наружу. Джером, Морган и Ферри скакали верхом со стороны конюшен. Она с тоской подумала, что Джером, наверное, уже показал эти ужасные письма брату. Если так, то Морган возненавидит ее так же сильно, как и Джером.

Но могла ли она их обвинять? Конечно, Джером не в себе, но письма к Тони были написаны почерком, настолько похожим на ее собственный, что она и сама-то с трудом верила, что не писала их.

Дилижанс на север отправляется от «Короны» через час. Если Рейчел поторопится, то успеет на него. Предчувствуя, что ее непредсказуемый муж может броситься за ней в погоню, она решила исключить любое подозрение в том, что исчезла из «Королевских Вязов» надолго.

Одеться нужно так, чтобы ее не заметили. Она вспомнила о старом черном плаще и шляпе с вуалью, которые нашла когда-то на чердаке. Они прекрасно подойдут для ее целей.

Ее сердце заныло, когда она поняла, что не сможет взять с собой Макси, который привлечет к ней ненужное внимание. Ей придется оставить его здесь, по крайней мере на некоторое время. Правда, Джером любил терьера, и Рейчел надеялась, что он позаботится о собаке.

Пришла миссис Нидхэм за подносом. Как удачно, что Рейчел успела пообедать до прихода Джерома. После их разговора ей казалось, что она никогда больше не сможет проглотить ни кусочка.

Экономка внимательно посмотрела на красные, опухшие от слез глаза Рейчел.

– С вами все в порядке, ваша светлость? – спросила она голосом, полным сочувствия.

Рейчел подумала, что план побега требовал удалите миссис Нидхэм на возможно долгое время.

– Нет, я чувствую себя очень плохо. – И это было истинной правдой. – Я собираюсь прямо сейчас лечь в постель. – Это правдой не было. – Я не хочу, чтобы меня беспокоили до утра. Кто бы то ни был и по какой бы то ни было причине.

Когда экономка повернулась, чтобы уйти, Рейчел порывисто прижала к груди своего терьера.

– Пожалуйста, возьмите с собой Макси, чтобы он не беспокоил меня ночью. Пусть его покормят на кухне.

– Разумеется, ваша светлость. – Миссис Нидхэм наклонилась, балансируя подносом на одной руке, и подхватила собаку другой. – Я позабочусь о нем.

Экономка с Макси ушла, а Рейчел подошла к двери, соединяющей ее спальню с комнатой Джерома, повернула в замке ключ и опустила его в карман.

Она написала Джерому записку и оставила ее на постели; затем надела пару удобных туфель, чтобы пешком дойти до «Короны», черный плащ и шляпу с вуалью.

Переехав границу Бедфррдшйра, она выйдет из дилижанса и наймет почтовую карету, чтобы побыстрее проделать оставшуюся часть пути до Уингейт-Холла.

Рейчел окинула прощальным взглядом свою спальню. Ей не хотелось уезжать. Она знала, что встретит она крайне холодный прием.

Слезы сожаления затуманили глаза Рейчел при мысли о том, что навсегда покидает «Королевские Вязы». Она была так счастлива здесь.

Как бы она ни желала остаться, Джером не оставил ей такой возможности.

На дорогу до Вдовьего домика ушло добрых полчаса. Наконец Джером, Морган и Ферри добрались до кирпичного здания, со всех сторон окруженного деревьями. Уголок был весьма уединенный.

– Наш предок был явно настроен держать матушку подальше от себя, – заключил Морган.

Свежие отпечатки лошадиных копыт на дорожке, ведущей к Вдовьему домику, показывали, что его посещали совсем недавно, но сейчас дом казался тихим и необитаемым.

Мужчины слезли с лошадей и прошли вверх по дороге. Ферри вдруг показал пальцем на две пары следов. Они были совсем недавние. Земля еще оставалась сырой после дождя.

Лицо Джерома окаменело, когда он внимательно их рассмотрел. Одни следы явно принадлежали мужчине, в то время как другие имели очертания изящной женской ножки.

– Когда здесь последний раз был дождь?

– Сегодня рано утром, – ответил Ферри.

– Значит, они были здесь прошлой ночью.

– Глупости! – заявил Морган. – Я уверен, что Рейчел ночевала в своей спальне.

– Но кто же еще, кроме нее, мог здесь быть? – спросил Джером.

– Будто больше не существует женщин, – сказал Морган. – Давай посмотрим, что там внутри, пока ты совсем не помешался.

Он постучался. Никто не ответил. Тогда он толкнул незапертую дверь.

В спальне они обнаружили несколько деликатных принадлежностей туалета, которые выдавали женское присутствие. Рядом с постелью на стуле небрежно висело изысканное шелковое белье и подвязки. Мысль о том, что Дентон снимал их с его жены и видел ее обнаженное тело, приводила Джерома в бешенство.

– Пока здесь никого нет, – сказал Морган. – Значит, у нас есть время, чтобы хорошенько пообедать и вернуться сюда немного позже, когда появятся твои непрошеные гости. Мы можем пообедать в «Короне». Это ведь недалеко.

– Прекрасно! – излишне бодро согласился Джером. – Сегодня я почти не покидал седла, у меня нет ни малейшего желания делать лишний крюк. – Но больше всего ему не хотелось обедать с неверной женой в той очаровательной семейной столовой, в которой они провели столько счастливых часов.

Они отправились в «Корону». Когда они въехали на постоялый двор, оттуда выезжал дилижанс, отправляющийся на север. Джером заметил в окне женщину, по всей видимости, находившуюся в глубоком трауре. Ее лицо было закрыто частой вуалью.

За обедом Джером едва притронулся к еде. Он не мог ни пить, ни есть, ни думать о чем-нибудь, кроме предательства Рейчел. Он вполуха прислушивался к разговору двух мужчин за соседним столом.

– Интересно, кто эта женщина в черном? – задумчиво спрашивал один из них, явно поддерживая пустой разговор. – Та, которая сидела в дилижансе.

Его собеседник, мускулистый человек с повязкой на левом глазу, ответил:

– Да она так закуталась, что, будь это моя собственная сестра, и то бы не узнал.

После обеда Морган с Ферри взяли по кружке пива. Джером пил бренди. Он пытался прогнать преследующий его образ – отчаянное лицо Рейчел, когда он отказался признать своим ее ребенка. Нет, он не хотел этого говорить, видит Бог, не хотел.

Но, увидев ее непонимающие глаза, он пришел в неистовство. Он бушевал, почти не сознавая, что делает. «Почему? – спрашивал он самого себя. – Потому что ты никогда и никого не любил так сильно, как любишь ее, ни мать, ни Клео, ни даже Моргана. И ты это сам знаешь».