Лора Бекитт - Украденное счастье

— Это моя мать, — пояснила Халима и неожиданно приказала Эсме:

— Снимай одежду.

Женщина опешила.

— Зачем?

— Наденешь мою. — Она рванула Эсму за ворот рубашки. — Поторапливайся, мне нужно уходить. А ты ложись спать. До моего возвращения никуда не выходи.

С изумлением и отвращением Эсма взяла в руки засаленное ветхое одеяние. Она не стала сопротивляться, ибо что-то подсказывало ей, что Халима все равно победит. А еще молодая женщина боялась, что обитательница трущоб обидит или напугает Джалилу.

Она лежала без сна, слушая кашель старухи, задыхаясь от запаха нищеты. Халима могла бы не предупреждать Эсму — ни за что на свете та не вышла бы во тьму, где человеческие лица кажутся лицами призраков, а сами люди превращаются в хищников.

Джалила крепко спала, доверчиво прижавшись к матери. Это было единственным утешением.

Утром Халима вернулась довольная. Если счастье бывает убогим и жалким, то она являла собой его яркий пример.

— Удачная ночь, — сказала она. Отхлебнула воды из позеленевшего кувшина и впилась острыми зубами в черствую лепешку. Насытившись, обратилась к Эсме: — Теперь твоя очередь. Надеюсь, тебе повезет. Ступай на берег. Там много иноземных купцов. Вечером отдашь мне три дирхема. — Видя, что Эсма молчит и не двигается, добавила: — Или ты думаешь, я стану держать тебя бесплатно?

— А моя дочь? — спросила Эсма, пристально глядя на Халиму.

— Пусть остается здесь. Моя мать за ней присмотрит. Я лягу спать. Как проснусь, накормлю твою девчонку.

Джалила заплакала, однако Халима грубо вытолкала Эсму из хижины.

— Иди! Лучший кусок достается тому, кто раньше приходит на пир.

Вслед неслись вопли Джалилы.

— Я вернусь! — повторяла Эсма. — Я скоро вернусь!

Она почти ослепла от слез и не видела дороги. Женщина бродила по узким, продуваемым яростным жарким ветром улочкам, не глядя на узкую полосу неба над головой, а только себе под ноги. Босые ступни покрывала пыль, подол платья пестрел прорехами. В глазах встречных мужчин Эсма читала презрение, женщины испуганно шарахались в сторону. Она никогда не думала, что грань, отделяющая свет от мрака, благополучие от нищеты, настолько тонка!

Женщина пыталась просить милостыню — ей ничего не подавали. Хотела стянуть в харчевне лепешку — побагровевший от злости хозяин накричал на нее и пригрозил тюрьмой. Что она могла сделать? Отдаться мужчине? Первому попавшемуся или чужеземцу, человеку иной веры, не знающему ее языка? Впрочем, какое это имеет значение? Язык обездоленности, безысходности и нищеты понятен всем.

Эсма не смогла себя пересилить и вернулась к Халиме ни с чем. В районе гавани ее несколько раз окликали мужчины — она в панике обращалась в бегство. Она могла бросить в грязь подаренную Таиром розу, но была не в силах сделать то же самое с собственной душой.

Джалила играла возле хижины с какими-то ребятишками. Увидев мать, девочка радостно вскрикнула и бросилась к ней. Эсма заметила, что красивый и чистый наряд дочери, который она с такой любовью шила и вышивала, исчез и Джалила одета в лохмотья. Ее личико было грязным, а волосы растрепались. У Эсмы потемнело в глазах.

«Возражать бесполезно, убежать невозможно, бороться — глупо» — так сказала про судьбу Надира. Но покориться судьбе — это все равно что отдаться на волю ветра: даже если сначала он вознесет тебя на крыльях, потом опять бросит на землю.

Эсма взяла дочь за руку, вошла в хижину и обратилась к Халиме:

— Где одежда?

— Какая одежда?

— Одежда Джалилы.

— Зачем она ей?

— Куда ты ее дела?

Халима зевнула и потянулась. В ее темных глазах дремало жестокое спокойствие.

— Продала.

Эсма сделала шаг вперед. В ее глазах зажглись искры непокорности и гнева.

— Как ты посмела?!

Халима поднялась на ноги.

— Какая муха тебя укусила? Райские птички не живут среди ворон — это ты способна понять? Лучше скажи, ты принесла деньги?

— Нет.

— Что значит «нет»? Чем же ты занималась весь день?!

Халима оскалила зубы и толкнула Эсму в грудь. Джалила испуганно вскрикнула. К горлу Эсмы подкатила волна ненависти, и она ответила на удар. Халима вцепилась в волосы женщины, принялась осыпать ее пощечинами, бить ногами. Джалила надрывалась от крика: досталось и ей. Хижина ходила ходуном, с пола взметалась соломенная труха.

Эсма выскочила на улицу, Халима — за ней. Какие-то женщины остановились и злобно смеялись, глядя на них. Эсме чудилось, будто это гиены скалят свои хищные пасти. Сбитая с ног, она упала на землю, и ей казалось, будто на ее голову вот-вот обрушатся небеса.

Женщина пришла в себя, когда над ней навис какой-то мужчина.

— Что происходит?

— Это новенькая, Касим. — Халима тяжело дышала, ее глаза метали молнии. — Я подобрала ее и девчонку на улице. Она прогуляла весь день и ничего не принесла. А когда я стала ее ругать, набросилась на меня.

Мужчина обратился к Эсме:

— Вставай. Завтра принесешь шесть дирхемов. А девчонка пусть просит милостыню.

Женщина поднялась на ноги. Ее била дрожь. В глазах было черно, как непроглядной ночью.

— Этого никогда не будет.

— Что еще скажешь?

Мужчина ударил ее по лицу, и она вцепилась в его руку зубами. Он закричал, оторвал ее от себя, бросил на землю и принялся в ярости пинать.

Эсма подняла глаза и прошептала из последних сил:

— Будь он проклят! Будь проклят во веки веков.

— Кто?

— Таир. Твой хозяин, твой Бог. Тот, кто никогда не станет моим хозяином и моим Богом.

Таир разглядывал украшения. Золотые цепочки были похожи на тонких змеек, которые грелись на ярком солнце, серебряные браслеты напоминали волшебный ореол луны, самоцветы переливались и сверкали, будто звезды на небе.

Прежде он радовался богатой добыче и сейчас не мог понять, почему блеск золота и камней не вызывает в его душе никакого отклика. Золото не тускнеет, значит, ослепли его глаза.

— Хороший улов, — сказал сидевший напротив мужчина. — Хватит для того, чтобы расплатиться со слугами халифа, да и нам останется немало.

Таир отодвинул блестящую кучку.

— Заплати за то, чтобы нам и дальше позволяли совершать преступления, возьми себе, сколько считаешь нужным, на остальное накорми тех, кто совсем обессилел.

— Тот, кто утратил силы, сам сгодится на корм воронам, — пробормотал собеседник и с готовностью сгреб добычу.

— Что с твоей рукой, Касим? — Таир кивнул на повязку.

Тот скривился.

— Вчера Халима подобрала какую-то одержимую, и та устроила свару. Меня угораздило вмешаться, и она вцепилась мне в руку зубами.

Таир холодно усмехнулся.

— В этом городе все сумасшедшие.

— Да, но эта женщина назвала твое имя. Она проклинала тебя!

— Уверен, у многих из них есть желание меня проклясть.