Лора Бекитт - Украденное счастье

Таир нахмурился.

— Я не хочу, чтобы она занималась грязными делами.

— Раз уж она попала в руки Юсуфа, ей придется это делать.

— Правда, что, однажды угодив в этот мир, из него невозможно выбраться? — спросил мальчик и затаил дыхание в ожидании ответа.

Имад вздохнул.

— Правда. Где бы ты ни очутился, этот мир станет тебя преследовать. Пойдет по пятам. Умные люди называют это судьбой. Если ее не принять, она превратится в проклятие. Так что лучше смирись и делай то, что велит Юсуф.

— Ты поделил неправильно, — сказал Таир, заглянув в кошелек.

— Ты имеешь в виду, что не поровну? Конечно. Ведь это я придумал, как завладеть кошельком, а ты мне помогал. Вообще-то, нам редко удается украсть деньги, этим в основном занимаются взрослые. А мы… Стащишь лепешку — и доволен. Если тебе в первый же раз удалось раздобыть кошелек, это хороший знак, стало быть, дело пойдет. Ладно, вот тебе еще три — за то, что принес мне удачу!

— А если в какой-то день я не смогу заплатить Юсуфу три дирхема, что тогда будет?

— Ничего. Останешься должен, вот и все. Мы все ему должны.

— Он сказал, что попользуется мной. Я не знаю, о чем он говорил, но мне страшно.

— А ты не давайся, — посоветовал Имад. — Беги от него, а если поймает, царапайся, кусайся. В конце концов он поймет, что тебя так просто не взять, и оставит в покое. Ты должен служить Юсуфу, но ни в коем случае не становись его игрушкой. Иначе тебе конец.

— А ты как попал в трущобы? У тебя есть родители? — спросил Таир.

— Я всегда здесь жил, — беспечно ответил мальчик. — Моя мать зарабатывает на жизнь так же, как и другие женщины Юсуфа. А отца я никогда не знал.

Таир хотел вернуться туда, где отныне был его «дом», но Имад сказал, что еще рано. Они отправились бродить по Багдаду. Мальчик показал новому приятелю плавучий мост, соединявший правую и левую стороны города, так называемый Круглый город, в котором находился дворец правителя и попасть в который простому народу не было никакой возможности. Этот «город в городе» был опоясан тройным кольцом крепостных стен, сложенных из кирпича-сырца, и окружен наполненным водой рвом.

Таир впервые увидел людей с различным цветом кожи, одетых не так, как одеваются правоверные, широкие улицы, полные прохладной тени, каменные ограды, над которыми возвышались верхушки пальм. И понял, что ему начинает нравиться этот противоречивый, полный скрытых возможностей город, дарованный людям великим Аллахом.

В полдень они с Имадом наелись яблок и фиников, которые им удалось нарвать, вскарабкавшись на ограду какого-то сада, а после решили искупаться в мутном и теплом Тигре.

Впервые в жизни Таир ощущал себя совершенно свободным. Мальчик, конечно, волновался за мать, но Юсуф был далеко, и встреча с ним не представлялась такой страшной, как прежде.

Вечером Таир вручил покровителю восемь дирхемов и сказал:

— За меня и за маму.

Он совершил ошибку. Юсуф взял дирхемы, усмехнулся и проговорил:

— Шустрый мальчишка! Твоя мать сама за себя отдаст. А ты с завтрашнего дня станешь приносить по пять монет.

Губы Таира задергались.

— Вчера ты сказал, три дирхема…

— Мало ли что я сказал вчера. Сегодня я говорю пять, значит, так и будет.

Вспомнив слова Имада, Таир упрямо произнес:

— Я не согласен.

— Не согласен?! — Юсуф схватил его за шиворот, как щенка, приподнял и швырнул на землю. По телу Таира пробежала судорога. В этот миг мальчик поклялся в том, что когда-нибудь на ненавистном лице Юсуфа появится второй шрам.

Вскоре вернулась Лейла. Ее лицо было холодным и безжизненным, как у покойницы, а тело словно окаменело. Таир пытался расспросить мать о том, что произошло, но она молчала. Женщина не могла рассказать своему сыну, что ее выбрал какой-то скот, который надругался над ней, бил ее и душил. И вместо обещанных трех дирхемов дал всего лишь один.

Так началась новая жизнь Таира и Лейлы, которая постепенно превратилась в мучительную борьбу за убогое, унизительное существование.

Как и все обитатели багдадских трущоб, со временем Таир задолжал Юсуфу довольно большую сумму, но его беспокоило не это. За несколько месяцев торговли своим телом Лейла пристрастилась к вину, которым женщин, случалось, поили иноземные моряки. А если вина не было, курила или жевала какое-то зелье. Тогда она начинала шататься и петь; пронзительным и звонким, а иногда хриплым и ломким голосом женщина выводила странные песни, слов которых Таир не понимал. Лейла перестала заботиться о сыне, чинить его одежду, и тот ходил оборванный и грязный.

В минуты просветления лицо Лейлы становилось суровым и мужественным, она гладила Таира по голове, а из потускневших глаз женщины текли горькие слезы.

В такие мгновения мальчик принимался мечтать о том, как накопит денег или украдет ценную вещь и они с Лейлой вырвутся из лап Юсуфа.

Именно это побудило его взять жемчужную нить. В тот день Таир убегал от стражника, который заметил, как он пытался стащить в одной из лавок серебряное украшение. Мальчик бросился бежать, но упрямый стражник не отставал. Очутившись в квартале, где жили богатые багдадцы, Таир спрятался за деревом, а после вскарабкался на стену. Незнакомая, хорошо одетая девочка позволила ему спуститься в сад и даже дала напиться шербета из своей чашки. Она была полна сочувствия и желания помочь, а он отплатил ей тем, что украл жемчуг, лежавший на скамейке в беседке!

Таир напрасно говорил себе, что придет время и он вернет девочке долг: в глубине души он знал, что этого никогда не случится.

Он пришел к матери, полный отчаянной, дикой надежды, и рассказал о жемчуге. Наверняка украшение очень дорого стоит. Надо его продать и расплатиться с Юсуфом, а на оставшиеся деньги уехать куда-нибудь подальше от Багдада, туда, где их никто не знает, и зажить новой жизнью.

Лейла сидела на куче тряпья, обняв колени, опустив плечи, и молча слушала. Таир слышал ее прерывистое дыхание, смотрел на осунувшееся лицо с неумело подведенными глазами и яркими пятнами лихорадочного румянца на впалых щеках.

— Ты знаешь другие города, кроме Багдада? — спросила она.

— Не знаю, но они есть. Пусть не такие богатые и большие, зато там нет Юсуфа.

— В каждом городе есть свой Юсуф. Нет только Бога и справедливости, — медленно произнесла Лейла.

Таир ужаснулся. До чего надо дойти, чтобы отрицать существование Всевышнего! Впрочем, думал ли он о Боге, боялся ли его, когда воровал?

— Обещай, что утром мы пойдем к ювелиру и продадим жемчуг, — сказал он.

— Хорошо, — ответила Лейла и попросила: — Дай его мне.

Таир протянул матери украшение. Сияющие розоватым светом, безупречно гладкие, чистые, чуть продолговатые жемчужины казались живыми. Лейла, задумавшись, долго любовалась ими. Наверное, она думала о том, что ей самой никогда не придется носить такого ожерелья, что ее судьбой всегда будет этот мрачный мир, пропитанный запахами отбросов, нечистот, смрадом тесного жилья, наполненный стонами горя и боли.