Барбара Эвинг - Гипнотизер

Месье Роланд не поднял взгляда, но, услышав долгий вздох инспектора Риверса, подумал, что это расследование, наверное, приводит его в отчаяние.

— Но почему вы отправились к миссис Фортуне? Почему не пошли домой?

Корделии понадобилось много времени, чтобы ответить. Она смотрела на свои руки.

— Я отправилась домой. Выбежала с площади и побежала домой, как делала всю свою жизнь. Площадь всегда была для меня особым местом. Можете назвать ее моим небом, пристанищем. Я провела здесь много времени, когда была ребенком, бродила по этой площади поздними вечерами… это не имеет значения теперь, — поспешно добавила она, заметив удивленные взгляды. — Это было дорогое моему сердцу место. Я видела сотни драк, сотни пьяных дебошей, но мне никогда не доводилось быть свидетельницей… — Голос Корделии дрогнул. — Свидетельницей того, что произошло в ту ночь. Я бросилась бежать домой, но ноги понесли меня в подвальчик, где я жила раньше. Только уже спускаясь по железным ступенькам, я осознала, что сделала: я прибежала не в тот дом. Я не знала, жив ли Эллис, как и то, смогу ли я когда-нибудь избавиться от воспоминания о том безумном крике на площади. Поэтому я продолжила бежать. Трудно объяснить, почему я так поступила. Просто мне хотелось как можно дальше убежать от ужасных воспоминаний, от тех картин, которые неотступно преследовали меня. Инспектор, я слишком стара, чтобы бегать, но я неслась к миссис Фортуне, не соображая, что делаю. Поравнявшись с «Кокпит», я услышала пение, эхом разносившееся по улице. Мы и сами часто пели, когда собирались у нее. Я остановилась в тени, отдышалась и поправила волосы, а потом мимо меня прошли двое карликов-танцоров, Джеймс и Джоллити, но они меня не заметили. Я была без накидки, с собой не было ни гроша, но у миссис Фортуны можно встретить кого угодно. Я увидела Олив, балерину. Мы всегда покупали выпивку тем, у кого недоставало денег, так что она охотно угостила меня портвейном и рассказала о пантомиме, в которой принимает участие. А затем к нам присоединился мистер Трифон. Он говорил очень долго, и я почувствовала, что прихожу в себя.

Она остановилась, измученная до крайности. Но инспектор все еще не закончил свою работу. Он должен был задать следующий вопрос.

— Женщина в накидке. Вы видели ее?

Она не подняла на него глаз.

— Я не видела ее.

— Это была ваша дочь Манон?

Корделия тут же испуганно взглянула на него.

— Нет! — закричала она, встав, словно только что получила от него удар. Ее голос, звучавший все громче, заполнил холодные комнаты.

— Конечно же, это была не она! Капюшон откинулся, и я увидела бы Манон! Как вы смеете предполагать…

— Это была леди Розамунд Эллис, мисс Престон?

Застигнутая врасплох, она запнулась, осознав, что ей подстроили ловушку. Она отвернулась.

— Было слишком темно.

— Вы уже дали понять, что это была женщина. Площадь Блумсбери не очень большая, мисс Престон. Присяжным это известно, ведь многие из них живут неподалеку. Вы сами сказали, что в ту ночь светила яркая луна, и вы уверены, что это была не Манон.

Корделия с мольбой посмотрела на него.

— Инспектор Риверс, это совсем не обязательно… — Она замерла, не зная, какие слова прозвучат наиболее убедительно. — Эта женщина… Это могла быть любая другая женщина.

— Кричавшая «Лжец!» и убивавшая его?

— Но это могла быть его очередная любовница. Наверняка у него было много любовниц.

И наконец она воскликнула:

— Дети этого не вынесут!

— Кто это был, мисс Престон?

— Прошу вас, заклинаю всем святым, разве нельзя оставить все как есть? Я не скажу больше ничего! Почему я должна это делать? Моя жизнь погублена, и ничего нельзя изменить. Но дети… Они не вынесут еще одного испытания.

Ее глаза вспыхнули, когда она обратилась к инспектору.

— Людям не под силу нести такой груз боли, инспектор. Их отец мертв, сестра мертва, они потеряли наследство. Вы собираетесь привлечь еще больше внимания к этому делу, бросая тень на их сестру? Или, возможно, хотите, чтобы мои дети думали, что их воспитывала… убийца? После всего, что им довелось пережить, неужели вы допустите, чтобы они выступили против своей мачехи? Прошу вас, пощадите детей!

Она закрыла глаза и, казалось, на мгновение покинула эту комнату. Потом открыла глаза.

— Инспектор Риверс, лорд Морган Эллис сказал всем, что я умерла.

Неохотно, перейдя на шепот, она снова сказала (инспектор мог бы поклясться, что она говорила о леди Розамунд Эллис):

— Людям не под силу нести такой груз боли.

В холодной комнате повисла тишина.

— Лорд Морган Эллис причинил много боли людям, которые любили его, — бесстрастно отозвался месье Роланд, но, возможно, он тоже молил инспектора о пощаде.

Инспектор сидел, выпрямившись, его усталое морщинистое лицо казалось лишенным всякого выражения.

— Я поговорю с мистером Танксом, — проговорил он. — Я, безусловно, передам ему этот разговор. Вы должны понять меня, мисс Престон. Вас еще не освободили от обвинений в убийстве. — Он мог себе только представить, с какими заголовками выйдут утренние газеты. — Но я могу устроить так, чтобы другие свидетели завтра выступили до вас. Будет лучше, если вы не станете слушать показания других свидетелей, а расскажете то, что только что сообщили мне, слово в слово.

— Но только в том случае, если они не станут упоминать имени Манон.

— Они не будут говорить о Манон. Мы знаем, где вы были в тот вечер. — Он говорил жестко и энергично. — Простите меня, мисс Престон, но я детектив. Мне надо знать, что вы видели. Я глубоко сожалею, что вам пришлось столько пережить. Всем теперь будет ясна причина вашего молчания. Но завтра дело должно быть завершено и все узнают правду. — Он повернулся к месье Роланду. — И когда все это станет известно, что бы ни произошло, мисс Престон уже не смогут признать виновной.

— После всего, что было сказано на публике… — бесстрастно заметила мисс Престон.

Инспектор Риверс лишь поклонился и ушел.

— Идите сюда, моя дорогая, — обратился к ней месье Роланд.

Они оба так устали, но испытания еще не закончились. Он поставил ширму у камина с погасшим огнем.

— Сейчас мы вернемся в Блумсбери. Надо быть готовыми к утреннему заседанию. Завтра все закончится.

— Это никогда не закончится, — сказала Корделия. — И вы знаете об этом.

Она не сдвинулась с места, оставшись у холодного темного окна.

— Но у вас есть ваши дети.

Изможденное лицо Корделии выражало одновременно и боль, и счастье.

— Манон покончила с собой.

— В этом нет вашей вины, — мягко заметил он.

Тетя Хестер, ощущение сожаления. Какой-то голос шептал: «Это и твоя вина тоже, Корделия». Она отрешенно взглянула на месье Роланда.