Александра Девиль - Корсары Таврики

— Я сниму шкуру с этого ублюдка!

Вслед за тем он вышел из дома, и Карло пояснил Вере:

— Сейчас прикажет людям прочесать все окрестности и найти «красавчика».

Карло полулежал на топчане, и было видно, что рана, хоть и не опасная, все же доставляет ему страдания. Вере стало му­чительно стыдно оттого, что ее благой порыв обернулся таким несчастьем и для нее самой, и для ее верного друга, и для дя­ди, который тоже будет страдать из-за неразумной девчонки, навлекшей на себя беду и позор. Она чуть не расплакалась, опустив голову на грудь Карло, и прошептала:

— Я только горе приношу тебе и дяде...

— Да, нам было бы куда спокойней, если бы ты сидела в Монкастро, под присмотром тетушки Невены, — вздох­нул Карло.

— Но разве я могла сидеть там, когда Ринальдо оказался в беде? — вскинулась Вера.

— Да, вы с Ринальдо на редкость преданы друг другу, — словно про себя заметил Карло.

— И это неудивительно: ведь у нас с ним больше нет родных людей на всем белом свете, мы двое только и остались из на­шей семьи.

Карло помолчал, внимательно вглядываясь в лицо Веры, и вдруг, слегка напрягшись, вполголоса произнес:

— А ведь меня сегодня, пожалуй, могли убить. Да и в любой другой день могут. И тогда некому будет рассказать тебе прав­ду о прошлом. А я почему-то думаю, что ты должна знать...

Какие-то слова готовы были сорваться с его уст, но этому помешал громкий голос Ринальдо:

— Конечно, Вероника должна знать, что ты уже однажды спасал ее, когда ей было пять лет.

Вера оглянулась. Ринальдо стоял на пороге и смотрел на Карло таким пронзительным взглядом, словно хотел его загип­нотизировать.

Карло судорожно сглотнул и подтвердил неуверенным го­лосом:

— Да, когда-то мы с Ринальдо спасли тебя от разбойников, ко­торые хотели похитить маленькую девочку и продать в рабство.

— Тогда вы спасли меня от несчастья, а теперь оно меня все-таки настигло... — прошептала Вера и, чувствуя, что сейчас за­плачет, стремительно вышла за дверь.

Ей не хотелось даже близким людям показывать свои сле­зы, свою слабость. Отныне она решила стать сильной, как мужчина, который не плачет, когда ему больно и трудно, а лишь стискивает зубы и упрямо продолжает борьбу.

Присев на плоский камень у подножия дуба, она прислони­лась лбом к шершавому стволу и глубоко вздохнула, стараясь подавить постепенно утихающую, но все еще слишком ощу­тимую боль в своем поруганном и отныне как бы чужом теле.

А Ринальдо, оставшись наедине с Карло, тут же приступил к нему с допросом:

— Ты хотел рассказать Веронике, что мы с ней — не роди­чи? Не отпирайся, я сразу догадался!

— Ну... должен признаться, да, хотел. Мне вдруг стало тре­вожно, что если меня убьют, то девочка так никогда и не узна­ет правду.

— Но я ведь уже говорил: ни к чему ей эта правда! — с раз­дражением заметил Ринальдо и, немного помолчав, доба­вил: — Я хочу быть уверен, что ты не проговоришься. А по­тому дай мне клятву, что ничего не расскажешь Веронике. Клянись Богом, своей душой и памятью своих родителей!

— Клянусь, я не скажу ей ни слова! — пообещал Карло и, перекрестившись, трижды повторил свою клятву.

— Для Вероники эта правда была бы слишком большим потрясением. — Ринальдо тяжело опустился на лежанку. — Ей и так досталось от несправедливой судьбы. Бедная девоч­ка... В ней только начала пробуждаться женственность — и тут эти подонки испоганили ей тело и душу. Спасибо тебе, друг, что убил одного. А второго я постараюсь достать из- под земли.

— Боюсь, что это сделать будет непросто. Кажется, красав­чик дьявольски хитер. До ночи он затаится, как крот в норе, а на рассвете куда-нибудь уплывет или уедет.

— Надо искать на побережье того хозяина, у которого этот ублюдок сидел в подземелье.

— Но, кажется, он со своим дружком шел сюда издалека. А откуда — мы не знаем. Может, от Кафы, может, от Чембало. А то и от Мангупа. Не обыщешь ведь всю Таврику. Нет, тут на­до надеяться на случай или удачу.

Ринальдо помолчал, сжимая кулаки и сосредоточенно раз­думывая, а потом вдруг поднялся с места:

— Пойду посмотрю, как там Вероника. Вдруг ей придет в го­лову что-нибудь с собою сделать.

— Нет, она не из тех слабонервных девиц, которые падают в обмороки или накладывают на себя руки. У нее хватит силы все это пережить.

Посмотрев вслед вышедшему Ринальдо, Карло чуть слыш­но произнес:

— Я поклялся ничего не говорить Вере, но ведь я не клялся ничего не сообщать в письме. Хотя, впрочем, она все равно не умеет читать...

Заслонившись рукой от яркого майского солнца, Вера вглядывалась вдаль, на проплывавшие по правому бор­ту берега. Корабль приближался к Константинополю с севера, от Черного моря. Девушке впервые в жизни предсто­яло увидеть знаменитый город, продолжавший именоваться столицей империи, которой, по существу, уже не было. Власть византийских императоров теперь распространялась лишь на Константинополь, узкую полосу земли вокруг него и несколь­ко маленьких владений на Пелопоннесе и островах.

Два века назад крестоносцы нанесли сокрушительный удар по великому городу, но империя после этого еще смогла восста­новиться, теперь же, в кольце османской осады, она, казалось, доживала последние дни. И все же защитники христианской столицы верили, что чудо спасения еще возможно. Несмотря на турецкую блокаду с суши, несмотря на бесчинства османских войск, опустошавших окрестности Константинополя, город держался благодаря тому, что султан не имел флота для морской блокады. А полгода назад император Мануил II отплыл из Кон­стантинополя, чтобы заручиться помощью Европы. Он надеял­ся, что европейские государи организуют крестовый поход про­тив османов. Но Вера слышала, как Ринальдо и Карло говорили между собой, что вряд ли такой поход соберется, хотя это очень прискорбно: ведь вслед за византийской столицей перед «сара­цинами» падут и другие христианские города.

Когда корабль вошел из Черного моря в Босфор, Вера про­сто любовалась красивым проливом, его причудливо изре­занными берегами, то скалистыми, то поросшими лесом, его холмами, между которыми иногда мелькали стены древних крепостей, но чаще — приземистые строения бедных дереву­шек, лепившихся вокруг старых церквей. А для Ринальдо и Карло открывшиеся картины имели и другой смысл. Вера слышала, как вздыхал Карло, повторяя: «Так проходит мир­ская слава... древняя слава Рима... Раньше здесь по обеим бе­регам были владения ромеев, роскошные виллы и богатые монастыри, а теперь?..» В самом узком месте пролива с азиатской стороны высилась крепость, несколько лет назад воз­веденная султаном Баязидом. Издали окинув взглядом ее мощные стены, Ринальдо заметил, что если туркам удастся построить такую же с европейской стороны пролива, то Кон­стантинополь будет отрезан от Черного моря и не выдержит такой жестокой блокады.