Сюзан Кубелка - Сброшенный корсет

— Уже наверху, Ваше Высокоблагородие, раз надо. — Эрнё задумчиво почесал шею и неторопливо стал подниматься.

— А зачем ему пресс-папье? — прошептала Эрмина, которая очень любила животных. — Надеюсь, он не сделает обезьянке больно.

— Ну что ты, — успокоила ее Юлиана, — просто это сокровище ничего не боится. Горящую керосиновую лампу запросто берет в лапы. Единственное, от чего он шарахается, — это пресс-папье.

— А почему?

— Напоминает ему змею.

Затаив дыхание, мы следили за продвижением Эрнё к плафону. Чудо забыл о своем хвосте и с любовью смотрел на маленького человечка, который к нему подбирался. Неожиданно он вытянул свободную руку и, ласково лопоча, ущипнул Эрнё за ухо. Зал радостно загудел. Тогда Эрнё пригрозил обезьянке пресс-папье.

Оскалив в испуге зубы, Чудо стремглав спустился вниз по занавесу и с жалобными воплями соскочил на сцену.

— Поймать! — приказал генерал.

Но за Чудом было трудно угнаться. Одним махом вскочив на рояль и балансируя, как канатоходец, на ребре косо стоящей крышки, он подобрался к перепуганной фройляйн Шёнбек и, перепрыгнув через ее голову, ловко опустился на пол, чтобы тут же исчезнуть за занавесом под градом несущихся вслед проклятий. Эрнё, Карл, Габор и генерал бросились за ним. За кулисами послышался детский визг, после чего раздался громкий торжествующий крик. Его Превосходительство вновь появился на сцене с выражением триумфа на лице.

— Схватили паршивца! — прогремел над нашими головами генеральский бас. — Простите великодушно за помеху…

Но продолжить он не успел. Удача опять ему изменила. Он неловко толкнул рояль, горящая свеча сорвалась с подсвечника и упала прямо на колени бедной Олимпии. Дальше все закрутилось с бешеной скоростью. Барышня, потеряв самообладание, закричала: «На помощь! Пожар!», скинула с себя свечу, вскочила, опрокинув скамейку, споткнулась об нее и, повалившись на пол, осталась лежать, тихо постанывая.

— Она повредила руку, — вскричала Эрмина. — Взгляни, Юлиана, бедняжка не может подняться.

— Дева Мария! Какой несчастливый день!

Тетушка вскочила, вслед за ней все повскакали со своих мест и устремились к сцене, спеша на помощь пострадавшей. Тем временем Зольтан фон Бороши, принося тысячу извинений, усадил Олимпию на скамью. Она терпела боль, усилием воли сдерживая слезы. Но было видно, что задето правое предплечье, поскольку девушка поддерживала его левой рукой.

— Сиди здесь, — приказала Эрмина, а сама отправилась вслед за Юлианой. — Жди, пока я не вернусь. И не двигайся с места.

Доктор Кнайфер, местный врач, сидевший позади нас, уже осмотрел пострадавшую.

— Рука, слава Богу, не сломана, но ушиб очень сильный, — объявил он публике. — Весьма сожалею, дамы и господа, но играть, увы, сегодня она не сможет. — Он открыл свою докторскую сумку и наложил повязку.

В зале стоял невообразимый гвалт.

Генерал наклонился к Олимпии и принялся взволнованно что-то шептать. Потом громко, перекрывая шум, обратился к публике:

— Мы ищем фройляйн Прехтль, — пробасил он. — Есть в зале фройляйн Прехтль?

Но фройляйн Прехтль нигде не было видно.

— Странно, — сказала тетушка, вновь подсаживаясь ко мне, — где же она может быть? Она дублирует Олимпию. Они обе вместе разучивали оперу.

— Фройляйн Прехтль просит прощения, — воскликнул господин из задних рядов, это был старший преподаватель Майер, — она подхватила летний грипп, внезапно поднялась высокая температура, головокружение, — я сразу же отправил ее домой.

Тогда на сцену отважилась выйти Анна Пумб, мать Галлы, хорошенькая брюнетка в лиловом платье.

— Она отлично играет на фортепьяно, — сказала тетушка, — это спасение, — и облегченно вздохнула.

Госпожа Пумб долго листала ноты, потом с огорчением покачала головой:

— К величайшему сожалению, я не рискну играть это с листа.

Разочарованный ропот в публике.

Бедная тетушка снова принялась обмахиваться веером.

— Невозможно отправить теперь людей по домам, — взволнованно проговорила она. — Сколько дней репетировали, шили костюмы, расписывали декорации, дети были в таком восторге, еще больше родители. А собранные деньги твердо решено пожертвовать вдовам Сольферино. Да здесь собрался весь цвет общества! Взгляни! Прямо перед нами княжеская семья из замка… со всей родней. Рядом сидит комендант полка. А толстый господин, весь в орденах, в первом ряду слева, — русский министр, он тоже остановился в нашем отеле. С ним рядом прусский посланник. А высокая рыжая дама, видишь? — это принцесса Валери. Слева от нее капитан Шиллер, ее супруг. Но что такое… — Она привстала со своего места. — Что там еще придумала наша Эрмина?

Моя маленькая гувернантка как раз появилась на сцене, подсела к фройляйн Шёнбек и принялась с ней о чем-то шептаться, усердно листая ноты.

— Замечательно, драгоценнейшая моя! Вы сядете за рояль, и вечер спасен, — промолвил генерал. — Никогда себе не прощу… Fortes fortuna adiuvat. Смелым судьба помогает. Мы будем век вам благодарны…

Эрмина что-то прошептала, но я не услышала, что. Зольтан фон Бороши недовольно покачал головой.

Эрмина несколько раз утвердительно кивнула, позволила помочь ей сойти со сцены и засеменила на высоких каблуках обратно к нам. Дядюшка Луи тем временем успокаивал гостей:

— Мы что-нибудь придумаем, досточтимые дамы и господа! Только не волнуйтесь! Позвольте просить вас снова занять свои места. Мерси.

Публика повиновалась и с готовностью стала ждать.

— Так, — радостно объявила Эрмина, — теперь мы им покажем! И прежде всего генералу! Сейчас он переживет второе чудо! Но теперь уже настоящее! Играть будет наша Минка.

— Пардон? — Я вытаращила глаза. Я должна играть? Без репетиции? Перед чужими людьми, при таком скоплении народа? Ну нет, я вам не сумасшедшая.

Тетушка прикрыла рот веером.

— Полагаешь, она это сможет? — спросила она шепотом.

— Безусловно. Минка, дорогая, все в до мажор. Потом вниз, и переход в ля минор. В ритме вальса. Справишься шутя, малышка.

Я сидела, словно оцепенев. Никогда бы не подумала, что Господь Бог здесь, в Эннсе, примется тотчас исполнять все мои желания. Если бы я могла предвидеть! Или это наказание за мою зависть?

— Не трусь, — ободрила меня Эрмина, — ты спасаешь честь перед Его Превосходительством, и ему потом будет до смерти стыдно, что он был так жесток по отношению к тебе.

— Но если она провалится, то опозорится перед всем городом, — в панике прошептала Юлиана.

— Моя Минка не провалится. Ты даже не представляешь, что ей пришлось играть с листа на вступительных экзаменах в Вене.

— Да? — в тоне Юлианы все еще сквозило сомнение. — Ну, если ей в самом деле это по силам, давай рискнем с Божьей помощью.