Мишель Моран - Нефертари. Царица египетская

Мерит застегнула на мне ожерелье и поправила парик.

— Ты прекрасна, словно Исида, — пробормотала она. — Только держи себя как взрослая. Сегодня — никакой беготни с Рамсесом. У него свадьба! Тебя увидят царевичи многих стран, от Вавилона до Пунта, — не будь как неразумное дитя.

Я твердо кивнула.

— Никакой беготни.

Мерит пристально поглядела на меня.

— И неважно, чего захочет фараон. Он теперь царь Египта и должен вести себя, как полагается царю.

Я представила Исет в моих покоях, представила, что они с Рамсесом будут делать ночью под изображением моей матери.

— Обещаю.

Мерит прокладывала нам дорогу через набитые людьми залы. Снаружи, за белым шатром, у пристани, откуда поплывут корабли к храму Амона, собрались сотни придворных. Ни Рамсеса, ни Исет еще не было. Мерит держала небольшой полог, прикрывая нас от лучей восходящего солнца. Никого из учеников эддубы я не увидела, зато Аша разглядел меня с другого конца двора и окликнул:

— Неферт!

— Помни, что я тебе говорила, — сурово сказала Мерит.

Аша подошел и удивленно уставился на мой сердоликовый пояс, на золотую краску на веках…

— Неферт, да ты же красавица!

— Я такая же, как всегда, — сердито ответила я.

Аша отступил, задетый моей серьезностью.

— Ты из-за своих комнат? — Аша посмотрел на Мерит, которая нас словно и не слышала, и понизил голос: — Понятно. Исет поступила так из вредности. С Рамсесом она просто мед, но мы-то ее знаем. Я скажу ему…

— Нет! — прервала я. — Он еще решит, что ты завистливый и мелочный.

На пристани загремели трубы, и из дворца вышла Исет. Она должна дойти до пристани и доплыть в лодке до храма Амона, стоящего на восточном берегу. Рамсес поплывет в своей лодке за ней, а за ним последуют придворные в лодках, украшенных серебряными и золотыми флажками. Потом верховный жрец объявит Исет супругой фараона, и она возвратится вместе с Рамсесом, в его лодке. В ознаменование брачного союза ей вручат фамильный перстень фараона. Рамсес понесет невесту на руках через пристань — и до самого дворца, в котором они вместе будут править. И потом они покажутся только ночью, во время пира. Брак вступит в силу, лишь после того, как Рамсес перенесет ее через порог Малькаты. Если он этого не сделает, то в глазах Амона даже обряды, совершенные жрецами в храме, ничего не значат. На миг мне пришла в голову мысль, что Рамсес может не захотеть. Вдруг он поймет, что Исет вовсе не такая роза, какой притворяется, а горсть шипов, — и передумает.

Такого, разумеется, не случилось. Мы плыли по реке целой флотилией, а народ на берегах выкрикивал имя Исет. Женщины поднимали высоко над головами трещотки из слоновой кости, а бедняки хлопали в ладоши. Казалось, на землю сошла богиня. Дети пускали по воде цветы лотоса, девочки, которым удалось разглядеть лицо невесты, плакали от радости. Потом мы достигли храма, Исет объявили супругой Рамсеса, и они вернулись под ликование тысяч гостей. Рамсес взял Исет на руки и скрылся во дворце.

Праздник в белом шатре получился очень веселый и непринужденный. Аша не преминул подсесть ко мне за стол.

— Ну вот, теперь Исет — жена фараона. — Он посмотрел на закрытые двери дворца. — Зато теперь тебе не придется с ней видеться. Она все время будет сидеть в тронном зале.

— Да. Вместе с Рамсесом.

Аша покачал головой.

— Нет. Рамсес поедет со мной. Будет война с хеттами.

Я поставила чашу с вином на стол.

— Что ты говоришь?!

— Город Кадеш принадлежал Египту со времен Тутмоса. А фараон-еретик позволил хеттам его отобрать, и теперь все портовые города, благодаря которым процветал Египет, помогают обогащаться хеттам. Фараон Сети больше такого не потерпит. Он уже вернул все земли, потерянные Еретиком, остался только Кадеш…

— Я знаю, — нетерпеливо перебила я. — Пасер нам все это уже рассказывал. Только он не говорил, что Египет готовится воевать.

Аша кивнул.

— В месяце паофи.

— А если Рамсеса убьют? Или ты вернешься калекой? Аша, ты же видел воинов…

— С нами такого не случится. Мы ведь идем биться впервые. Нас будут хорошо защищать.

— Фараона Тутанхамона тоже хорошо защищали, только это не помешало его колеснице перевернуться. Он сломал ногу и умер!

Аша обнял меня за плечи.

— Фараону полагается вести воинов в сражение. Вот жаль, Неферт, что ты не мужчина, а то поехала бы с нами. Но мы вернемся, — пообещал он. — И все будет как раньше, сама увидишь.

Я улыбнулась — я и сама на это надеялась, хотя понимала, что одной надежды недостаточно.

Вечером я попросила Мерит принести мне восковую палочку. Она поднесла ее кончик к огоньку светильника, потом капнула воском на папирус. Я подождала, пока воск слегка остынет, и прижала к нему свою печатку. Потом протянула письмо няне.

— Ты и вправду хочешь послать, госпожа? Быть может, подумаешь несколько дней?

Я покачала головой.

— Нет. Я уже решила.

В четырнадцатую годовщину того дня, когда мне дали имя, я, как обычно, пришла в эддубу. Стряхнула у дверей сандалии. Почему-то в комнате для занятий Пасера не было. Впервые за то время, что Пасер учил нас в эддубе, он не явился к уроку. Ученики вовсю пользовались его отсутствием, болтали и судачили, сидя на циновках.

— Нефертари! — крикнул Баки. — Ты уже слышала?

Я неспешно достала из мешка тростниковую палочку и бутылочку с чернилами.

— О чем?

— Пасер больше не будет нас учить. Он теперь визирь фараона Рамсеса.

Я так и подскочила.

— Когда это случилось?

— Вчера. Мне отец сказал сегодня утром. — Баки улыбнулся во весь рот, открывая неровные зубы. — А у нас будет новый наставник.

В дверях возникла женская фигура. Ученики вскочили и низко поклонились Уосерит, как никогда не кланялись Хенуттауи. На Уосерит было длинное голубое одеяние жрицы Хатор, лазуритовые серьги, браслеты и пояс, а головной убор венчали небольшие рога.

— Нефертари, — позвала она, — нам пора.

Ученики смотрели на меня и ждали объяснений, но слова застряли у меня во рту, и тогда жрица сообщила:

— Ваш новый наставник сейчас придет, но царевна Нефертари больше не будет здесь учиться. Она пойдет со мной, чтобы узнать все обряды, совершаемые в нашем храме. Нефертари станет жрицей богини Хатор.

По комнате пронесся удивленный вздох. Уосерит кивнула мне, и я поняла: нужно улыбнуться и уйти. Видя озадаченные лица товарищей, я вдруг подумала, что подошла к концу очень важная часть моей жизни. Наставники меня больше не ждут. Казалось, нужно радоваться окончанию учебы — меня выпустили на свободу, словно зверя из клетки, однако я чувствовала себя птичкой, которую согнали с насиженного места и велели: лети!