Мишель Моран - Нефертари. Царица египетская

— Вот сюда.

Алоли повела нас под прохладные своды храма, где в курильницах лежали ароматные золотистые шарики благовоний и повсюду были жрицы.

— Верховная жрица велела отвести вам комнаты рядом с ее покоями, — сообщила Алоли. — Правда, видеться с ней вы будете редко. В храме много дел, а она все время занята: то во дворце, то в священных рощах, беседует с паломниками. А здесь мы едим.

Алоли жестом указала на трапезную, которая мало чем отличалась от Большого зала в Малькате.

— Утром и на закате трубы призывают жриц выполнять ритуалы. После службы мы встречаемся в этом зале. Едим мы примерно то же самое, что едят во дворце фараона. — Она посмотрела на меня. — Правда, пить на твоем месте я бы не стала. Жрицы любят крепкое винцо, а такая девочка, как ты, может после него и не проснуться.

Алоли засмеялась, довольная шуткой, а Мерит поджала губы.

— Здесь, — продолжала жрица, — молятся богине.

Под мозаичными изображениями Хатор раскинулся большой зал. У подножия блестящей статуи молящиеся оставляли горшочки с мясом и лепешки.

— В месяце шему приходила сюда женщина, у которой было пять выкидышей. Мы ее застукали в темном уголке — с мужем.

Алоли, хихикая, указала на темную нишу позади статуи Хатор, и Мерит кашлянула.

— Они, верно, сильно горевали? — спросила я.

— Конечно. Зато через девять месяцев она родила двух здоровеньких сыновей.

Мерит сурово глянула на меня, словно хотела сказать, что мне о таких вещах знать ни к чему.

Мы вышли в ухоженный внутренний двор, засаженный сикоморами.

— Здесь останавливаются самые важные гости, — многозначительно произнесла Алоли и показала на выходящие во двор окна. — Вон там вы будете жить.

Мы вошли в комнату, выложенную голубыми плитами с нарисованными на них рыбами. На западной стене были изображения коров, а у южной стояла на помосте кровать черного дерева с ножками в виде львиных лап.

Алоли прошла через комнату, открыла тяжелую деревянную дверь.

— Комната госпожи Мерит.

Стены этой смежной комнаты были выкрашены светлой краской, на низеньком столике из кедра лежали стопкой чистые простыни.

Мерит удовлетворенно пробормотала:

— Неплохо, неплохо. Пойду присмотрю, как там слуги разбирают твои вещи.

Когда она вышла, я повернулась к Алоли.

— Что мне теперь делать?

— А разве верховная жрица тебе не говорила? — удивилась Алоли. — Нам она сказала, что ты приехала сюда обучаться.

— Чему?

— Нашим ритуалам, игре на арфе… — Рыжеволосая красавица пожала плечами. — Наверное, она хочет, чтобы ты стала следующей верховной жрицей Хатор.

В другом конце храма затрубила труба. Алоли поспешно собрала свою гриву в узел.

— Увидимся в трапезной. — В дверях она остановилась. — Царевна, я рада, что ты к нам приехала. Я много о тебе слышала.

Прежде чем я успела спросить, что же такое она слышала, жрица ушла. Я прошлась по комнатам и остановилась у окна в комнате Мерит, глядя на сикоморы. На другом берегу Нила Рамсес будет сегодня обедать с Ашой и Исет. Как стемнеет, в Большом зале начнутся танцы. Все будут обсуждать новость — мое решение сделаться жрицей Хатор. Интересно, поверит ли Хенуттауи в выдумку своей сестры?

— Красиво, правда?

Ко мне неслышно подошла Уосерит.

От неожиданности я вздрогнула.

— Очень.

— Послушай, Нефертари, о чем ты думаешь, когда смотришь на эти рощи?

Я не спешила с ответом. Солнце стояло над самой рекой, между стеблями папируса порхали, перекликаясь, птички, в полях работали крестьяне.

— Похоже на вылепленные из глины макеты, которые помещают в гробницы. Только тут фигурки — живые.

Уосерит подняла брови.

— Какое у тебя воображение!

Я вспыхнула и снова посмотрела вниз — не пропустила ли я чего.

— А рощи? Что скажешь об этих сикоморах?

— Тоже красивые, — осторожно ответила я.

— Думаешь, они всегда были такие?

— Сначала, наверное, нет. А когда ветви выросли и переплелись, то получился вот такой коридор.

Уосерит мой ответ понравился.

— Правильно. Пока они выросли и приняли такой вид, минуло немало времени. Их посадили, когда я была не старше тебя. Помню, пришла к верховной жрице и подумала: «Какой здесь некрасивый парк, то ли дело в Малькате!» Я не понимала, что она заботится о будущем. А ты понимаешь, о чем я?

Я кивнула. Мне казалось, что я поняла.

— Ты сейчас — словно молодое деревце. Люди смотрят на тебя и видят дикую рощицу. Но вместе мы превратим рощицу в прекрасный парк, и, когда ты встретишься с Рамсесом, он увидит не младшую сестренку, а женщину и царицу. — Голос Уосерит стал тверже: — Если ты согласна принять мою помощь, то должна следовать всем моим распоряжениям, пусть даже не понимаешь, зачем это нужно. Раньше, говорят, ты не всегда слушалась своей няни. Раз уж я берусь тебя обучать, непослушания не потерплю.

— Я буду послушна, — быстро сказала я.

— Иногда то, что я скажу, может противоречить тому, чему учила тебя няня, но мои слова придется принять на веру.

Я непонимающе посмотрела на собеседницу, и Уосерит пояснила:

— Наверняка твоя няня учила тебя не обманывать. Однако царице приходится лгать о самых разных вещах. Как тебе это понравится? Лгать, когда потребуется? Улыбаться, хотя на душе тяжело? Молиться, даже если боги не желают тебя слышать? На что ты готова ради места при дворе? Ради любви к Рамсесу?

Я смотрела вдаль, за сикоморы, на верхушки наползающих друг на друга песчаных холмов. Если ветер — дыхание пустыни — может сделать из песка гору, то Уосерит, конечно, сможет сделать из царевны царицу.

— Я готова на все.

— Тогда пойдем, — с улыбкой промолвила Уосерит.

Мы прошли в туалетную комнату, и жрица поставила перед зеркалом кресло. Я села, а она посмотрела на мое отражение в полированной бронзе.

— Знаешь, что про тебя говорят во дворце?

Встретившись с ней взглядом, я покачала головой.

— Что самое красивое у тебя — улыбка. Пора научиться ею пользоваться. Как ты улыбнешься своей подруге?

Чувствуя себя совершенной дурочкой, я широко оскалилась. Уосерит кивнула.

— Хорошо. А теперь представь, что ты знакомишься с посланником из другой страны. Как ты меня поприветствуешь?

Я снова широко улыбнулась, а Уосерит нахмурилась.

— Ты словно простушка из гарема Ми-Вер, выдаешь все и сразу. Не торопись. Ведь вы же еще не знакомы.

Я медленно изогнула губы, но так, чтобы не видно было зубов. Уосерит одобрительно закивала.

— Хорошо. Теперь я, посланник, говорю тебе любезность. «Царица Нефертари, я и представить не мог, что глаза твои столь прекрасного оттенка лазурита». Как ты мне ответишь?

Я улыбнулась во весь рот, но Уосерит сурово сказала:

— Не так быстро! Женщина должна отдавать улыбку медленно. Пусть мужчина поймет: твою улыбку нужно заслужить. Ясно? — Уосерит слегка подняла уголки губ. — Теперь ты скажи мне что-нибудь приятное.