Аннетт Мотли - Ее крестовый поход

Он принес плохие известия. Стефан, который в первые несколько дней начал быстро поправляться, последнюю ночь провел в горячке и буйстве и теперь был настолько слаб, что вряд ли мог прожить больше одного дня.

Иден немедленно приказала оседлать лошадь и отправилась вслед за вестником в госпиталь. Это было длинное, низкое, мрачноватое строение, некогда являвшееся христианским монастырем. Ни одно окно не выходило на улицу, отчего впечатление витавшей здесь безнадежности еще более усиливалось.

Они проехали через задние ворота, и когда Иден соскользнула с седла, к ней поспешно приблизилась еще одна одетая в черное фигура.

— Миледи, я рад видеть вас, хотя скорблю о причине, повлекшей эту встречу. Я брат Мартин.

Это был тот же рыцарь-врачеватель, с которым ей довелось повстречаться много месяцев назад, когда она искала Уолтера Лангфорда.

— Точно ли он не выживет? Вы вполне уверены?

Голос ее дрожал. Брат Мартин сокрушенно покачал головой.

— Сожалею, но должен подтвердить это. Сейчас он вряд ли осознает окружающее, хотя случаются периоды просветления… И все же, клянусь, еще вчера я считал, что смогу послать вам более радостные вести. Казалось, ему значительно лучше: он уже начал походить на того человека, которым был когда-то.

Иден закусила губу, видения Хоукхеста теснились в ее голове.

— И вы не можете назвать какой-либо причины столь резкого ухудшения? — спросила она, пока они быстро шли по длинным прохладным коридорам, минуя маленькие ароматные садики с лекарственными травами и комнаты, наполненные негромким, суровым гудением мужских голосов.

— Ни одной, которая казалась бы возможной, — сказал брат Мартин. — За одну ночь произошло чудовищное ухудшение, которое не поддается объяснению. Впечатление такое, словно он внезапно вернулся в состояние, когда наиболее зависел от наркотиков, хотя у нас он полностью отказался от них. Это превыше всякого понимания. Никто из нас не может объяснить…

Он замолчал, когда очутился у двери и отодвинул занавес, закрывавший доступ в маленькую комнату, смежную с большим залом.

— Он находится здесь, миледи. Мы сделали все, чтобы ему было удобно.

Истощенная фигура погруженного в сон Стефана лежала под шелковыми покрывалами, поверхность которых была недвижима, как если бы под ними находился мирно спящий ребенок. Свет из решетчатых окон падал на его изможденное лицо, обрамленное длинными темно-каштановыми волосами, что делало его похожим на портрет аскетичного святого с ореолом вокруг головы. Иден была так потрясена этим зрелищем, что не заметила у постели другой фигуры, пока второй человек не произнес ее имя.

— Иден. Миледи…

Иден переступила порог, ошеломленно переводя взгляд с одного на другого, сознавая в этот момент, что все трое, собравшиеся в маленьком преддверии ада, были вовлечены в некий великий и фатальный круговорот бытия.

— Тристан, — наконец выговорила она, — это вы послали за мной?

— Да. Как и обещал.

Теперь она заметила, что тело его напряжено от еле сдерживаемой ярости, а взгляд никогда еще не был таким мрачным. Он был в плаще и сапогах и походил на человека, который быстро преодолел долгий путь.

Хотя он обращался к ней, он точно так же мог бы разговаривать с братом Мартином или, скажем, со стеной.

— Я рад, что вы здесь. Сам я не могу долее оставаться здесь, миледи Иден. Существует дело, которым я должен заняться как можно скорее. Позже я вернусь к вам. Не сомневаюсь, что вы будете хорошо охранять его до моего возвращения.

Так отрывисты были его слова и так очевидно желание немедленно уйти, что Иден поняла, как безразличен для него ее визит. Причина его гнева, чем бы тот ни был вызван, всецело захватила его, и мысли Тристана были очень далеки от присутствующих.

Он взял лежащие на кровати латные перчатки, натянул их на руки, и она заметила, что его пальцы теперь украшал не только перстень с фамильным рубином Жарнаков, но и кольцо госпитальеров с белым крестом.

— Мне сказали, что он не поправится. Я очень сожалею, — едва взглянув на нее, произнес он и быстро прошел к двери.

Иден не обернулась на эхо быстрых шагов в вымощенном плитами коридоре и заняла место у кровати Стефана.

Теперь все обстояло так, словно он никогда не являлся частью ее жизни, ее крови, ее плоти… но одновременно существовало могучее сверхъестественное чувство, что все они втроем накрепко связаны судьбой, которую им не дано постичь, и остается лишь следовать предназначенным для них скорбным путем.

Чувствуя себя виноватой, она вернулась в своих помыслах к Стефану, такому маленькому и неподвижному на белой постели. И вновь ее поразил чахоточный румянец, так странно расцветший на его впалых щеках, и припухший ярко-красный рот, пугающе чувственный на почти лишенном жизни лице.

Пока она смотрела, безвольное тело внезапно дернулось, и глаза открылись — ярко-голубые и наполненные ужасом.

— Нет! Нет, вы не можете! Не трогайте его! Он должен быть спасен!

Капельки пены появились на распухших губах, Иден склонилась к нему, крепко сжав тонкую руку.

— Стефан! Ты спишь, вот и все. Просыпайся же. Это Иден, это я!

Он задрожал и медленно поднес трясущуюся руку к голове. Было видно, как обильный пот выступил на его теле. Он задыхался. Вдруг он схватил ее за запястье и крепко сжал.

— Иден? Точно ли это ты? — Теперь его непрерывно трясло. — Так холодно, Иден, холодно. — Глаза его наполнились слезами.

С жалобным криком она обняла дрожавшее тело, прижала его к груди, поплотнее заворачивая в покрывала.

— Ради милосердного Бога, принесите одеяла, брат Мартин! Он продрог до костей.

Стоявший позади нее монах мрачно покачал головой:

— Одеяла не помогут. Очень скоро его будет мучить лихорадочный жар. Холодный пот и последующая лихорадка одинаково терзают его.

Она в исступлении повернулась к госпитальеру:

— Неужели вы ничего не можете сделать?

Ее отчаяние тронуло его. Ненавидя самого себя, он произнес:

— Нет, ничего.

Неожиданно Стефан резко отодвинулся от нее, глаза его возбужденно заблестели. К своему ужасу, она увидела, как губы его скривились в усмешке, сменившейся диким хохотом, предвестником приступа бессмысленного веселья, которое он не мог или не хотел сдерживать.

Иден с ужасом взирала на припадок, не зная, чем помочь.

Тогда на плечо ее опустилась сострадательная рука брата Мартина.

— Постарайтесь не изводить себя понапрасну, миледи. Это тоже следствие его болезни. Такой же неудержимый смех часто случается, если принять слишком много наркотика… правда, никогда раньше не видел я ничего подобного в обратном случае. — Он вздохнул с глубоким сожалением. — Это поставило в тупик всех нас. В сущности, мы знаем так мало… гораздо меньше, чем предполагаем в своей гордыне.