Аннетт Мотли - Ее крестовый поход

Иден согласно склонила голову, понимая, что королева права. Тристан де Жарнак также, скорее всего, был прав, но при этом груб и жесток. Но, понимая это, она не собиралась позволить им уговорить ее сидеть сложа руки, в то время как Стефан томится на каком-нибудь забытом Богом аванпосте ислама. Если обстоятельства вынудят ее обмануть своих друзей, она сделает это. А пока ее голова оставалась смиренно склоненной.

— Я прошу извинения. Из-за меня ты оказалась в неловком положении перед шевалье, — примирительно сказала она, поцеловав теплую щеку Беренгарии. — Эта жара весьма губительно отразилась на моем самообладании. Надеюсь, больше этого не случится. И я клянусь, что буду тихо сидеть в своей комнате, если ты сделаешь для меня одну вещь. Умоляю тебя, пошли к казначею короля Ги, если сможешь узнать его местонахождение, и спроси его, какие известия имеет он о выкупе за Стефана. — Глаза ее наполнились мольбой. Королева поспешила заверить, что выполнит ее просьбу.

— Пошлите с этим поручением де Жарнака, — растягивая слова, проговорила лаконичная Джоанна. — Он будет восхищен.

Иден сердито покосилась на нее. Джоанна сладко улыбнулась:

— Вы не слишком любезны, миледи. На вас следует наложить епитимью. Ступайте-ка на кухню и отыщите ребенка Комнина. Повар готовил для нее сладости. Посмотрим, удастся ли вам выучить ее нескольким выражениям на правильном французском или, если сумеете, английском. Я устала от ее варварской болтовни. Вы позволите ей удалиться, сестра?

Беренгария пожала плечами. Возможно, это отвлечет Иден от размышлений над ультиматумом де Жарнака.

— Как вам будет угодно, — согласилась она.

Иден сделала короткий реверанс и отправилась выполнять повеление. Конечно, они желали ей добра. Все вокруг желали этого. Если б только они не были так дотошны! Она нашла маленькую дочь Исаака на кухне, как и сказала Джоанна. Ребенок был точной копией своего отца — та же мягкая кожа и большие влажные глаза. В ней было некое подкупающее очарование, заставлявшее ее новоиспеченную воспитательницу улыбаться чаще, чем она намеревалась. Ее изумленный, слегка косящий взгляд и пушистые черные волосы, обрамлявшие симпатичное личико, делали ее похожей на любопытного котенка, поэтому Иден окрестила ее Мину, так что первое французское слово, которое она выучила, было ее собственное имя.

Иден укладывала свою маленькую подопечную в ногах обширной кровати в маленькой общей светлице, когда туда ворвался запыхавшийся Жиль. На плече он тащил мешок с какой-то поклажей, который с довольным видом бросил к ногам Иден.

— Миледи! Смотрите, я возвращаю вам то, что вы потеряли! — Его глаза сверкали.

— Что там, Жиль? — Иден с удивлением разглядывала лежавший на полу таинственный мешок.

— Откройте!

Крайне заинтригованная, Иден мяла в руках мешок, нащупывая какую-нибудь завязку. Не найдя ее, она взяла мешок за края и вытряхнула содержимое на пол.

— Жиль! Какое чудо! Как ты сумел раздобыть это? — Крик ее был полон радости, ибо перед ней, отливая серебристо-серым в слабом свете свечей, лежала подаренная Беренгарией кольчуга. И еще — ее плащ, туника и крепкие кожаные ботинки. Все вернулось обратно, точно так же, как и ее изумруды. Не находя слов, она во все глаза смотрела на Жиля, который приосанился и заговорил самым внушительным тоном:

— Все произошло по чистой случайности. Я ездил по делу короля и, возвращаясь, наткнулся на двух молодых оруженосцев, которые играли в триктрак. Я уже собрался отколотить их за то, что они даром теряют время, вместо того чтобы заняться починкой доспехов милорда Ричарда. И тут заметил лежавшую между ними кольчугу. Никто из них не мог позволить себе подобную роскошь — оба были низкого происхождения. Приглядевшись, я уже не сомневался, что она ваша. Очень скоро я получил кольчугу от молодого чертенка, который считал ее своей. Он стянул ее на галере после того, как стих шторм, захвативший нас возле Кипра.

Глаза Иден сияли от радости.

— Твоя доброта бесконечно смущает меня, Жиль. Я не знаю, как отблагодарить тебя в должной мере. Эти вещи для меня ценнее всего на свете.

Его улыбка была столь же лучезарной.

— Всегда к вашим услугам, миледи. — Он вдруг заколебался. — Еще одно, леди Иден…

— Да?

По-видимому, он не решался продолжать. Но затем превозмог себя, и слова посыпались как из рога изобилия:

— Шевалье де Жарнак… он поручил передать, что казначей короля Иерусалимского извещен о вашей просьбе касательно мужа. В самое ближайшее время он сообщит вам все, что ему известно.

Ее возникшее было недовольство сменилось открытым изумлением. Она тряхнула головой, затрудняясь придумать, как ей отвечать.

— Спасибо, Жиль. И… пожалуйста, передай мою благодарность шевалье… — Тон ее был неуверенным. Она, похоже, была смущена.

Он торжественно кивнул, но Иден почти не заметила его ухода и не услышала слов прощания, так ошеломило ее сообщение де Жарнака. Как постичь ей разум и сердце этого человека? Всего несколько часов назад он смешал ее с грязью перед обеими королевами, открыто обвинив ее в преступном эгоизме и глупости. А теперь, с быстротой, которая изумила даже нетерпеливую Иден, он сменил гнев на милость и спокойно посылает ей самое для нее заветное.

Зачем он делает это? Она осудила и высмеяла его, обнаружив полное отсутствие благодарности и такта. А он, в свою очередь, не скрывал гнева и презрения, вызванных ее поведением. Теперь они были так далеки друг от друга, как только возможно, и, однако, он все же сделал это для нее. Так же, как спас ей жизнь на галере. Даже несмотря на то, что теперь она была для него такой же занозой, какой недавно был для нее он.

Волна неуверенности захлестнула ее. Она вдруг ощутила себя незащищенной. Глаза ее не отрывались от темной головки заснувшего ребенка. Как хорошо было бы сегодня днем сохранить самообладание.

Она вздохнула. Что же такое в этом смуглом рыцаре заставляет ее бросаться из крайности в крайность? Наверное, дело в том, что с их первой встречи ей никогда не удавалось оставаться самой собой в его присутствии… как без особого труда получалось у нее с любым другим мужчиной — от Жиля до самого короля. Почему ей так больно от того, что он гладит ее против шерсти? И даже сейчас, когда она должна быть охвачена радостью от полученного известия, ее переполняет грусть и слезы оставляют следы на щеках.

Она тяжело поднялась, взяла возвращенную ей кольчугу, которая без толку валялась на полу, защищая лишь воздух внутри себя, и бросила ее в сундук поверх своих новых платьев и накидок. Закрыв сундук, она повесила ключ на шею рядом с маленьким золотым крестиком — это было единственное, что, кроме воспоминаний, осталось у нее от Хоукхеста.