К. Харрис - Что приносит тьма

– Я так понимаю, новости до тебя пока не дошли?

– Какие новости?

– Рассела Йейтса заключили в Ньюгейтскую тюрьму по обвинению в убийстве.

Девлин длинно выдохнул и устремил взгляд на взъерошенные ветром верхушки ближних деревьев. С самим Йейтсом, эпатажным и немного загадочным бывшим капером, взявшим штурмом лондонское общество, виконт был знаком только шапочно. Но вот с его женой...

Красивая, талантливая, жизнерадостная женщина, ставшая супругой Йейтса, когда-то была любовью Себастьяновой жизни – пока он не потерял ее из-за сплетения лжи и полуправды и переворачивающих душу открытий.

– В убийстве? – переспросил Девлин. – Убийстве кого?

– Торговца бриллиантами по имени Даниэль Эйслер.

– Никогда не слышал о таком.

Граф подвигал нижней челюстью, как делал обычно, когда обдумывал какой-либо вопрос или сталкивался с чем-то или кем-то, оскорблявшим его тщательно выверенный моральный кодекс.

– Считай, тебе повезло. Он был мерзавцем.

– Вы виделись с Кэт?

Гендон кивнул.

– Она сразу же примчалась ко мне, надеясь, что я смогу вмешаться, пользуясь своим влиянием. Но, боюсь, тут я бессилен. – Граф помедлил, словно взвешивая дальнейшие слова. – Я никогда не притязал, будто понимаю этот ее брак с Йейтсом. Однако знаю, что за последний год Кэт очень сблизилась со своим супругом. Она… обеспокоена.

– Обеспокоена?! – Кэт Болейн была не из тех, кого легко напугать.

– Не могу отрицать, в прошлом я относился критически, возможно, даже пренебрежительно к твоей одержимости расследованиями убийств и восстановлением справедливости, – продолжал Гендон. – Из-за этого моя теперешняя просьба о помощи отдает лицемерием. Но из того, что мне удалось выяснить, улики веско свидетельствуют против Йейтса. На этой неделе состоится коронерское расследование, однако нет никаких сомнений, что решение магистрата будет поддержано.

– Вы уверены, что Йейтс действительно не убивал?

– Кэт настаивает на его невиновности. И все же, судя по развитию событий, единственная надежда для Йейтса избежать петли висельника – если тебе каким-то образом удастся вычислить настоящего убийцу. – Граф неловко откашлялся и напряженным голосом спросил: – Ты возьмешься?

– Ради Кэт я сделаю что угодно. Вам это известно.

«Ради Кэт. Не ради вас» – повисли в воздухе непроизнесенные слова.

Ярко-голубые глаза Гендона моргнули. «Сен-сировские глаза» – называли их, поскольку этот цвет являлся отличительной фамильной чертой на протяжении многих поколений. У Кэт были точно такие же.

А глаза Себастьяна имели диковатый, зверино-желтый оттенок.

– Я должен прояснить следующий момент: Кэт не хотела, чтобы я обращался к тебе с этой просьбой, – произнес граф.

– Почему нет?

– Ты знаешь, почему.

Встретив открытый взгляд собеседника, Девлин понял: Кэт останавливал не столько его недавний брак, сколько то, кого он взял в жены.

И Себастьяна глубоко встревожило осознание, что женщина, которую он беззаветно любил большую часть своей взрослой жизни, сочла, будто не может обратиться к нему, когда больше всего в нем нуждалась.

Рассел Йейтс относился к тем немногим людям, которые попирают все ограничения и условности своего окружения и все же умудряются преуспевать.

Сын дворянина из Восточной Англии, он был рожден для праздности и роскоши. Но в одну из ненастных зимних ночей на четырнадцатом году своей жизни Йейтс сбежал из просторного отцовского дома и подался в море. Когда его спрашивали о причинах столь смелого, но явно безрассудного порыва, Йейтс обычно смеялся и предупреждал слушателей об опасности позволять впечатлительным мальчишкам читать слишком большое количество захватывающих приключенческих романов. Однако Себастьян давно заподозрил, что истинные подоплеки побега были гораздо темнее. Они порою проскальзывали за смехом в ироничных карих глазах, словно мрачные призраки худших детских кошмаров.

Никто доподлинно не знал, как проходили годы Йейтса в море. Шепотом рассказывались истории о потопленных кораблях, пиратах и кинжалах, окрашенных кровью и злодеев, и невинных жертв. Все, что можно было утверждать с уверенностью: рискованно начав морскую карьеру зеленым юнгой, Рассел дорос до капитана каперского судна, наводившего ужас на корабли британских врагов от Испанского Мэйна до Ост-Индии. К тому времени, когда беглец вернулся на свое место в лондонском обществе, он сделался богатым человеком.

Бывший капер приобрел особняк в Мейфэре и немедленно принялся шокировать наиболее ханжеских представителей высшего света. Широкоплечий, бронзовый от загара, с чересчур длинными темными волосами и посверкивающей золотом пиратской серьгой в левом ухе, он разгуливал в лондонском обществе, словно холеный тигр, рыскающий по саду. Поддерживая мускулистое тело в форме регулярными упражнениями в боксерском клубе Джексона и фехтовальном зале Анджело, Йейтс излучал неприкрытую мощь и агрессивное мужское начало, что было редкостью среди изящных, утонченных высокородных джентльменов. Блюстители приличий всегда посматривали на Йейтса косо, но хозяйки наиболее популярных лондонских салонов его обожали. Этот благородного происхождения господин был восхитительно своеобразным, бесконечно остроумным – и очень, очень богатым.

И все же иногда Девлин задавался вопросом, что привело Йейтса после стольких лет обратно в Лондон. В этом человеке таилась какая-то неугомонность, бесшабашность, порожденная тоской и отчаянием, которую Сен-Сир и узнавал, и понимал. Себастьян не мог разобраться, что побуждало бывшего капера рисковать всем ради преходящих, бессмысленных острых ощущений от перевозки контрабандного рома и одного-двух французских шпионов под носом у королевского военно-морского флота – скука или стремление к самоуничтожению. Но какими бы ни были причины участия в контрабанде и шпионаже, на самом деле наиболее рискованные проступки Йейтс совершал в спальне. Ведь правда состояла в том, что самый видный, самый мужественный светский лев Лондона предпочитал предаваться плотским утехам с представителями своего собственного пола.

Подобные наклонности были куда опасней контрабанды, поскольку расценивались обществом и законом как преступление, равное государственной измене. Даже в эпоху всевозможных излишеств и порока влечение к себе подобным оставалось в высшей степени непростительным грехом, наказуемым позорной смертью.

Именно из-за страха такой смерти, страха, усиливаемого враждебностью могущественного лорда Джарвиса, Йейтс и пошел на фиктивный брак с самой красивой, самой желанной, самой популярной актрисой лондонской сцены – Кэт Болейн, женщиной, которую Себастьян любил и которую потерял.