К. Харрис - Что приносит тьма

– Ничего, – мягко отозвалась она.

Заключенный кивнул в сторону окна, где виднелась древняя кладка надстройки над тюремными воротами.

– Знаешь, что это за помещение прямо над въездом? Называется «кухня Джека Кетча» [29]. Мне рассказывали, якобы там хранили и подготавливали четвертованные тела казненных за измену, прежде чем выставить их по городу на всеобщее обозрение. Расчлененные трупы варили в огромных котлах, наполненных дегтем, смолой и маслом. Дух, должно быть, стоял… ужасный. Головы, понятное дело, подвергали иной обработке: их пропаривали с лавровым листом, солью и тмином. Пожалуй, мне следует быть благодарным, что в наш просвещенный век могу рассчитывать всего лишь станцевать пеньковую джигу для увеселения народа, прежде чем меня передадут хирургам для натаскивания их учеников.

– Тебя не повесят.

Слабая улыбка коснулась губ Йейтса.

– Вердикт коронерского расследования уже подан. Судебное слушание назначено на субботу. Ты не знала?

– О, Боже. Так скоро? – Кэт испытала давящее ощущение безотлагательности, близкое к панике. Теперь ей стало понятно, почему Рассел наблюдает у окна, как угасают лучи солнца на стенах его темницы.

– Известно ли тебе об убитом что-либо, чего не ты сообщил Девлину? – спросила она.

– Вроде бы нет. – Йейтс повернулся к ней лицом: – Думаешь, мне хочется в петлю?

Кэт пристально вгляделась в смуглые, привлекательные черты. Золотая пиратская серьга поблескивала в тускнеющем свете.

– Если честно, не пойму, почему ты до сих пор в тюрьме. Джарвис мог давным-давно снять с тебя все обвинения, однако же он этого не сделал. Барону известно, что ты в силах погубить его – достаточно предать огласке имеющиеся у тебя доказательства. Тем не менее он не боится. Почему?

Йейтс промолчал. Но Кэт прочла ответ на его лице.

– Это из-за меня, да? – прошептала она. – Так вот зачем он приходил к тебе в ночь ареста. Предупредить, что те документы могут защитить либо тебя, либо меня, но не нас обоих.

Узник не шелохнулся.

– Я права, так ведь? Джарвис пригрозил прикончить меня, если ты что-то предпримешь против него.

Йейтс повернулся туда, где стояла бутылка его лучшего бренди.

– К сожалению, стакан только один. Позволишь предложить тебе выпить?

Кэт покачала головой.

– Не возражаешь, тогда выпью я? – Заключенный налил себе щедрую порцию и обронил, отставляя бутылку: – Вот видишь, я заинтересован в сотрудничестве с твоим виконтом даже больше, чем тебе казалось прежде.

Сделав большой, медленный глоток, он окинул взглядом посетительницу:

– Ты приехала не без причины. В чем дело?

– Девлин хотел, чтобы я расспросила тебя о Мэтте Тайсоне.

– Я уже сказал Девлину, что знаю лейтенанта лишь постольку-поскольку, – нахмурился Йейтс. – Чего же еще?

– Где ты с ним познакомился?

– В одном из «домов молли» на Пэлл-Мэлл. А что?

Актриса резко втянула в себя воздух:

– Так Тайсон – «молли»?

– Ну да. Как и Бересфорд.

Остатки света в небе стремительно иссякали.

Кэт понимала, что ей давно пора быть в театре и готовиться к вечернему представлению. Но вместо этого пошла прогуляться по цветочным рядам рынка Ковент-Гарден.

Площадь уже лежала в глубоких сумерках, немногие оставшиеся продавцы овощей и фруктов старались сбыть по дешевке свой увядающий товар перед тем, как закрыться на ночь. Только цветочницы, садовники и разносчицы букетов по-прежнему бойко торговали, продавая цветы в театр, мюзик-холл, управляющим рестораций и джентльменам, которые желали преподнести презент своим возлюбленным. В воздухе витали смех, оклики и знакомое смешение сладких ароматов, всегда переносившее Кэт в иное место, в иное время.

Когда она была маленькой и росла в белом домике с видом на туманную изумрудную полосу дублинских лугов, мать с отчимом часто брали девочку на рынок, который каждую среду разворачивался на мощеной средневековой площади их приходской церкви. Кэт помнила, как в радостном возбуждении перебегала от одного прилавка к другому, восторгаясь разложенными атласными лентами, кружевными воротничками и резными деревянными гребнями. Но любимыми лотками для ее матери всегда были те, где продавались охапки желтых нарциссов и разноцветных тюльпанов, горшки с болотной мятой и рутой или рассада шток-розы и черенки шиповника. Она приносила растения домой и высаживала в узеньком палисаднике рядом с крыльцом их сельского коттеджа. Даже сейчас, спустя все эти годы, закрывая глаза и делая глубокий вдох, Кэт видела сильные материны руки, погруженные в плодородную темную почву, вспоминала легкую, рассеянную улыбку удовольствия на ее губах.

Кэт смутно осознавала, что, будучи ребенком, ревновала мать к радости и умиротворению, которые та обретала в своем садике. Но никак не могла определить, проистекал ли ее эгоизм из желания, чтобы Арабелла находила такую истинную, ничем не омраченную отраду единственно в своей дочери, или же она просто завидовала подмеченной в лице матери безмятежности. И теперь Кэт было стыдно вспоминать, как она злилась на те недолгие минуты материного покоя и счастья.

В короткой жизни Арабеллы Ноланд их было так мало.

Сейчас, вдыхая хмельные запахи сентябринок, папоротника и хризантем, Кэт задавалась вопросом, не материн ли дух привел ее сюда, в это идиллическое место. Или любовь к растениям была чертой, передавшейся по наследству, как темные волосы и актерский талант? Склонностью, которая таилась глубоко в душе все это время, ожидая момента, чтобы проявиться?

От таких мыслей Кэт заулыбалась. Но улыбка угасла, когда актриса почувствовала внезапно возникшую в обстановке напряженность, услышала топот тяжелых ног. Кто-то из торговцев пронзительно взвизгнул:

– Эй! Вы чего это вытворяете?!

Кэт распахнула глаза.

Грубые руки обхватили ее со спины. Она рванулась вперед из крепкого захвата невидимого мужчины, пытаясь закричать. Но мозолистая ладонь впечаталась ей в лицо, придавливая губы к зубам и сплющивая нос, так что пришлось побороться, чтобы сделать вдох. Кэт обдало духом немытого тела, лука и зловонного дыхания, когда неизвестный прижался небритой щетиной к ее щеке и шепнул:

– Топай со мной по-тихому, и я пригляжу, чтоб тебе не сделали больно.

Дернувшись из цепких рук незнакомца, Кэт почувствовала, как ее сдавило железной хваткой. Злоумышленник потащил пленницу спиной вперед к узкому темному проулку, шедшему вдоль древнего, покрытого пятнами копоти церковного нефа. Она попыталась укусить душившие ее толстые, грязные пальцы, но те нажимали так сильно, что не получалось вцепиться зубами.

– Эй, слышьте-ка, – проблеял один из торговцев цветами, выступая из-за своего прилавка. – Так негоже!