К. Харрис - Что приносит тьма

– А куда же подевался убийца?

– Мог тут же выскочить через черный ход. Или спрятаться за шторой, пока Йейтс и Перлман не ушли, а потом сбежать.

– А за ним и твоя синеатласная Золушка, которая уронила корсет и не посмела задержаться, даже чтобы захватить свою обувь. Вероятно, она очень испугалась.

– А кто бы не испугался?

Геро кивнула. Она сложила маленький, поношенный корсет так бережно, словно изысканную и дорогую вещь.

– Выходит, ей известно, кто убийца.

– Пускай она не знает его имени, но наверняка сумеет опознать внешность.

Жена с посерьезневшим лицом подняла глаза:

– Вопрос в том, известно ли про Золушку преступнику?

– Надеюсь, нет.

В большем из двух сундуков обнаружились стопки журналов в потертых кожаных переплетах.

– Недостающие бухгалтерские книги? – заглянула Геро через плечо мужу, листавшему верхнюю из них.

Он кивнул.

– Красноречивый факт, правда? Бесценные полотна итальянских художников пятнадцатого века и великолепные греческие статуи пылятся по всему дому, зато гроссбухи припрятаны подальше.

Девлин перешел к меньшему сундуку. В нем содержался странный набор предметов, каждый из которых был тщательно замотан в лоскут белого или черного шелка и перевязан бечевкой. Виконт развернул табакерку, флакон с нюхательной солью и золотую цепочку с медальоном, из тех, какие мужчины преподносят своим избранницам в качестве свадебного подарка. Только в этом случае эмалевый узор на крышечке изображал золотую корону и три белых пера принца Уэльского.

Себастьян поднял находку.

– Взгляни.

– Принни? – потянувшись к медальону, Геро открыла его. Внутри лежал золотисто- рыжий локон.

– Кажется, теперь мы знаем, что было нужно Эйслеру от принцессы Каролины.

– Медальон с прядью волос принца-регента? Но… зачем? Эта вещица не имеет большой ценности.

– Для того, кто увлекается магическими «действиями» с целью увеличить свое богатство и снискать королевское благоволение, еще как имеет.

Виконтесса заглянула в сундук:

– Так вот что здесь такое? Личные вещи могущественных людей, на которых Эйслер надеялся повлиять, наложив заклятия?

– Повлиять или погубить.

Геро присела на корточки возле корзины.

– А там что? – спросил Себастьян, наблюдая, как она берет одну из небольших склянок.

– Похоже на флаконы, наполненные… – жена открыла пробку и принюхалась, – землей. Очень любопытно, – повернула она пузырек к свету. – На каждом ярлык с именем. Вот на этом написано «Альфред Донсей».

– Я знавал Донсея. В прошлом году он вышиб себе мозги. Говорят, был в долгах как в шелках.

Виконтесса подняла еще один флакон.

– А здесь указано «Стенли Бенсон». Не тот ли сын баронета, который минувшей зимой перерезал себе горло?

Себастьян кивнул.

– Ходили слухи, будто Бенсон попал в лапы какого-то ростовщика.

– Бог мой, – уставилась Геро на горку склянок. – Полагаешь, все эти люди покончили с собой из-за Эйслера?

– Боюсь, да.

Геро потянулась за следующим пузырьком:

– А на этом написано…

– Что? – переспросил Девин, когда она вдруг умолкла.

Взгляды супругов встретились.

– На этом написано «Ребекка Риджуэй».

Себастьян всмотрелся в напряженное, внезапно побледневшее лицо жены:

– Это важно. Почему?

– Ребекка Риджуэй – сестра Абигайль Макбин. Она умерла минувшей весной.

Мисс Макбин со склоненной головой сидела на потертом диванчике в своей уютной гостиной, держа наполненный землей флакон. На подушке рядом с ней лежал один из гроссбухов Даниэля Эйслера, открытый на странице, где третья запись снизу гласила: «Маркус Риджуэй, две тысячи фунтов». Рядом было нацарапано: «Выплачено полностью 2 апреля 1812 года».

Геро устроилась в кресле у огня, Себастьян стоял в дальнем конце комнаты.

Через какое-то время Абигайль, вымученно прокашлявшись, заговорила:

– Ребекка – моя младшая сестра. Она была совершенно на меня не похожа. Хорошенькая. Восхитительно жизнерадостная. Всегда больше интересовалась балами, чем книгами. Вышла замуж за Маркуса, едва ей исполнилось девятнадцать. К несчастью, мой красивый и обаятельный зять оказался человеком с прискорбными недостатками: слабовольным, безответственным и до крайности эгоистичным. Он то и дело влезал в долги, но умудрялся как-то выпутываться.

– Что произошло весной? – мягко спросила Геро.

– Как раз перед Пасхой Ребекка явилась ко мне в слезах. Сообщила, что Маркус увяз в когтях одного ростовщика из Сент-Ботольф-Олдгейт и находится на грани разорения. Я выручала зятя и прежде, но он никогда не возвращал занятых денег, а я… я живу на весьма скромный доход.

– Ты сказала сестре, что не сможешь помочь?

– Да, – кивнула Абигайль, не поднимая глаз. – А через неделю они оба умерли.

– Как?

Шотландка дрожащими пальцами провела по имени своей сестры на ярлычке флакона.

– Маркуса нашли в Темзе ниже причала Уоппинг.

– Полагаешь, он покончил с собой?

– Маркус? – Абигайль покачала головой. – Из моего опыта для самоубийства обычно требуется определенная степень либо вины, либо отчаяния. А мой зять обладал талантом убеждать самого себя, будто он ни в чем не виноват. И какой бы безвыходной ни казалась ситуация, всегда был уверен, что выкрутится.

– Очевидно, он и выкрутился, – кивнула на открытый журнал Геро. – Каким-то образом.

Брови Абигайль сдвинулись в хмурую складку.

– А ваша сестра? – негромко спросил Себастьян.

– Тело Ребекки вытащили из реки на следующий день.

В комнате залегла гнетущая тишина, нарушаемая только отдаленным детским пением: «Апельсинчики как мед, в колокол Сент-Клементс бьет…» [34].

– Как думаешь, что случилось с твоими родными? – спросила Геро.

– По правде? – вскинула голову Абигайль. Ее лицо пошло пятнами и опухло от невыплаканных слез. – Думаю, Ребекка убила мужа. А затем и себя. Хотя я могу и ошибаться. Коронерский суд вынес вердикт о смерти в результате несчастного случая.

– Почему Эйслер хранил флакон с землей с написанным на нем именем твоей сестры?

– Вряд ли он знал, что мы с ней родственницы, – тихо пробормотала подруга.

– А Олд-Бейли, ох, сердит. Возвращай должок! – гудит, – распевал детский голос в саду.

– Как долго Эйслер обращался к вам за консультациями по поводу гримуаров, прежде чем погиб? – спросил Девлин.

– Несколько лет.

– Так наверное, когда ваша сестра рассказала про некоего ростовщика из Сент-Ботольф-Олдгейт, вы заподозрили, о ком идет речь?

– Да.

Почувствовав на себе жесткий взгляд серых глаз Геро, Себастьян сказал только: