Марина Друбецкая - Продавцы теней

Марина Друбецкая— кинокритик, киноархивист, историк кино, сценарист, режиссер. Участник, призер и член жюри крупнейших международных кинофестивалей. Шеф-редактор студии документального кинопоказа телеканала «Культура».

Ольга Шумяцкая— журналист, кинокритик, автор сценариев документальных фильмов по истории кино и многочисленных книг. Номинант премии «Национальный бестселлер».

Роман, в котором сочетаются захватывающие киноистории, страстные взаимоотношения, политические интриги. События разворачиваются в 20-е годы прошлого века… в России, избежавшей революции. И вот на волне величайшего подъема мирового кинематографа готовится к съемке масштабная киноэпопея во славу монархии, подавившей большевистский мятеж. Однако в стране, в кинематографе и в жизни персонажей кипят бурные страсти. Подъем авангардного кино, строительство «русского Голливуда», предательства, интриги, самоубийства и покушения сплетаются в затейливом рисунке сюжета.

Тени реальной жизни, запечатленные на пленке, отражения исторических событий и лиц — все оживает на страницах этой увлекательной, будоражащей книги.

В «Элизиуме» давали «Осеннюю элегию любви», и она решила, что пойдет непременно. Даже если опоздает в студию и Мадам снова будет морщить породистый французский нос и с недовольной миной произносить нараспев:

— Лен-ни-и! Я же пррроси-иль! Вы прррриходи-ить воврррем-йа-а! Девочки-и сто-йа-ать без де-ель!

«К черту Мадам!» — подумала она. Быстро натянула чулки, платье, нахлобучила на голову тесную шляпку с крошечными полями, сунула ноги в башмачки и крикнула в недра огромной квартиры:

— Лизхен! Я ушла!

Из недр раздалось равнодушно-ласковое: «Угу!»

Ленни выскочила на улицу, послала воздушный поцелуй липе, раскинувшей над парадным ветви со вспухшими почками, и побежала на остановку трамвая. Пришлось ждать долго, и Ленни уже начала нервничать, поглядывать на маленькие круглые золотые часики, подарок родителей на 20-летие, нетерпеливо пристукивать каблучком, покусывать ноготь большого пальца.

Но вот трамвай появился из-за поворота. «Красавец мой!» — выдохнула Ленни, делая шаг с тротуара. Каждый раз она ждала именно его. Трамвай-картинку. Трамвай — расписанную шкатулку. Это была новая московская мода: расписывать яркими красками трамваи, авто, стены домов, заборы, стволы деревьев, круглые афишные тумбы.

«Ее» трамвай был разрисован танцовщицами в розовых балетных пачках, белыми единорогами с золотыми рогами, зловещими заокеанскими цветами, была здесь и тигрица-орхидея из популярной песенки кумира столичной публики, певца декаданса, напудренного Пьеро с кривой саркастической улыбкой Алексиса Крутицкого, и тянитолкай — загадочный зверь о двух головах, и… Да чего тут только не было. Несколько месяцев назад этот расчудесный остров Буян выплыл к Ленни из морозного зимнего тумана. Сначала она подумала, что заболела страшной болезнью «испанка» и видит бредовые сны. Пощупала лоб. Холодный. Тут расписной трамвай подкатил прямо к ней и распахнул двери. Она вошла. Внутри — то же самое. Птицы, цветы, единороги, женские головки на птичьих телах…

Ах да! Она вспомнила заметку в «Московском муравейнике», которую накануне читала ей Лизхен. «Московские художники сделали своей мастерской весь город». Вспомнила и успокоилась: «Значит, сегодня мне повезет».

Ей повезло. Сама Мадам взяла ее на работу репетитором. С того дня Ленни всегда ждала «своего красавца», даже если бесстыдно опаздывала в студию.

«Осеннюю элегию любви» Ленни за последнюю неделю шла смотреть в шестой раз. Не то чтобы ей нравился этот пошлый анекдот про неверную жену и любовника в шкафу, эта вульгарная подделка под аристократическую жизнь, эта аляповатая лямур с фальшивой позолотой картонных декораций и непременным пиф-паф в финале. И не то чтобы она была поклонницей волоокой Лары Рай, кинодивы московского розлива с дебелыми плечами, или надменного красавца Ивана Милославского, потасканного героя-любовника. Скорей они ее раздражали. Но вот странная вещь: каждый день, сама себе удивляясь, она ехала в «Элизиум» смотреть «Осеннюю элегию» так же, как до того ездила на «Белую шахиню — убийцу мавра», «Поцелуй тигра», «Дочь-любовницу», «Как обмануть ревнивого мужа?», «Джека Потрошителя с Божедомки».

В фойе «Элизиума» она, как обычно, купила кулек монпансье и уселась на деревянную скамью в пустом зале. Днем публика в синема не ходила, предпочитая вечерние сеансы, когда можно прогуливаться под ручку по фойе в свете электрических лампионов, изображающих рога изобилия. Погас свет. Вспыхнул экран. Начались киноновости. Ленни грызла монпансье и довольно равнодушно поглядывала на экран. И вот на белое полотно вылезла «Осенняя элегия», и Ленни тут же начала злиться. «Что за дура эта Лара Рай! — думала она, яростно размалывая зубами леденец. — С заломленными за уши руками она похожа на старую кочергу! Или у нее там чешется? В жизни она так же закатывает глаза? Если да, наверняка ослепнет. А этот похож на веревку! Господи, что он делает с ногами! Они у него подламываются, как сухая солома. Надо попробовать упасть так же на колени перед Лизхен, да боюсь, паркетины выбью. Ему не больно? Наверняка под панталонами вата».

Выскочил титр: «Умри, неверная, и больше не изменяй своему законному супругу!» «Что она отвечает?» — Ленни подалась вперед, вытянула шею, прищурилась и принялась вглядываться в экран. Она умела читать по губам. «Ого! Да у них там драма совсем не про супружескую измену! Ага… „Эта идиотка костюмерша, старая блядь, так затянула талию, что я сейчас брякнусь в обморок“. А неплохо! Вот было бы грохоту! „Милая, мне бы ваши проблемы. Они забыли накрасить мне левый глаз. Говорят, я все равно стою боком, а грим стоит денег! Какое оскорбление для актера? Ваш Ожогин всем все спускает с рук, только меня заставляет корячиться с утра до ночи“. Ай да любовничек с одним накрашенным глазом! — усмехнулась Ленни, закидывая в рот очередной леденец. — Может, у него и волосы крашеные? Ну наконец-то, слава богу, застрелился. Уф!»

Фильма закончилась. Зажегся свет. Но Ленни не уходила. Каждый раз ей казалось, что теперь-то начнется самое интересное и она узнает, что происходит по ту сторону экрана, за глупыми декорациями, кто придумывает идиотские титры, как крутится киноаппарат и кто такой Ожогин, чье имя она каждый раз видит на экране под названием картины. Но ничего не начиналось. Она посидела, поболтала ногами, смяла кулек из-под монпансье и выбежала на улицу.