Виктория Холт - Хозяйка Меллина

Наступила пауза, после которой Коннан медленно произнес:

— Понятно… Единственное, что можно сделать, это…

Конец фразы заглушили копыта лошадей и шуршащие под ними листья.

Через несколько секунд они могли проехать в двух шагах от меня. Я поспешила вглубь леса и потом домой. На душе у меня было очень неспокойно.

В тот же день Коннан уехал из Маунт Меллина.

— Его вызвали в Пензанс, — сказала мне миссис Полгри. — Какие-то дела в том поместье. Он сказал, что не знает, сколько ему придется там пробыть.

Я не могла отделаться от мысли, что его внезапный отъезд вызван тем письмом, которое показала ему леди Треслин, и ломала себе голову над тем, что в нем было написано.

Прошло несколько дней. Мы с Элвиан возобновили наши занятия в классной комнате, где к нам стала присоединяться Джилли. Я давала ей несложные задания, и она с явным удовольствием выполняла их — писала буквы на подносе с песком, рисовала, считала на счетах.

Элвиан сначала противилась визитам Джилли, но я внушала ей, что она должна проявлять сочувствие по отношению к тем, кто так или иначе обделен судьбой, и постепенно она свыклась с присутствием девочки на наших уроках.

Через неделю после отъезда Коннана, холодным февральским утром миссис Полгри вдруг вошла в классную комнату, держа в руке два почтовых конверта. Не извинившись за свое вторжение, она сказала:

— Я получила письмо от хозяина. Он хочет, чтобы вы с мисс Элвиан поехали к нему в Пензанс. Здесь и письмо для вас, в котором он, наверное, все объясняет.

Она протянула мне один из конвертов, и я надеялась, что она не заметила, как дрожали мой руки, когда я вскрыла его.

«Моя дорогая мисс Ли, — было написано в письме, — Мне придется пробыть здесь несколько недель, и я уверен, что вы согласитесь, что для Элвиан было бы желательно быть рядом со мной. В то же время я не хотел бы, чтобы она пропускала уроки, поэтому я прошу вас приехать вместе с ней с тем, чтобы провести здесь некоторое время.

Было бы хорошо, если бы вы могли выехать уже завтра. Распорядитесь, чтобы Билли Трехей отвез вас на станцию к поезду в 14.30.

Коннан ТреМеллин».

Я чувствовала, что покраснела, и боялась, что мне не удалось скрыть охватившую меня радость.

Как можно спокойнее я сказала:

— Элвиан, завтра мы едем в Пензанс к твоему отцу.

Элвиан вскочила и бросилась в мои объятия, не в силах сдержать свой восторг. Я же, наоборот, взяла себя в руки и сказала:

— Но это завтра, а сегодня мы должны продолжить наш урок.

— Но ведь нам же надо собраться!

— У нас на это будет время после ланча. Миссис Полгри, — обратилась я к экономке, — мистер ТреМеллин хочет, чтобы я отвезла Элвиан в Пензанс.

Она кивнула, так как уже знала об этом, но я чувствовала, что она находит очень странным такое несвойственное ее хозяину проявление отцовской любви.

— И вы едете завтра?

— Да, надо предупредить Билли, что он должен отвезти нас на станцию к половине третьего.

Снова кивнув, она вышла из комнаты. Я продолжала урок, но боюсь, что мне было так же трудно сосредоточиться на нем, как и Элвиан. Прошло некоторое время, пока я наконец вспомнила о Джилли. Она смотрела на меня тем пустым взглядом, который последнее время все реже появлялся в ее глазах. Да, Джилли явно понимала больше, чем многие думали. Она знала, что мы уезжаем в Пензанс, а она остается дома.

Мне не терпелось начать собираться. После ланча в классной комнате, которому ни Элвиан, ни я не уделяли должного внимания, мы разошлись по своим комнатам, чтобы уложить вещи.

У меня их было не так много. Два моих повседневных платья — серое и бледно-лиловое — были, слава Богу, только что выстираны и отглажены, поэтому я могла взять их с собой, надев в дорогу серое шерстяное платье. Оно мне не очень шло, но для дороги было удобным, тем более, что уложить в саквояж его было нелегко.

Я достала свое зеленое бальное платье, шаль и гребень. Брать их с собой или нет? Собственно, почему бы и нет? Ведь может представиться случай надеть их в Пензансе.

Я накинула на плечи шаль, воткнула в волосы гребень и начала кружиться по комнате под звучащую у меня в голове мелодию старинного корнуэлльского танца. Я не заметила, как в комнате появилась Джилли, и вздрогнула, увидев ее, стоящей в углу. Я перестала танцевать, чувствуя себя ужасно неловко оттого, что девочка застала меня за таким нелепым занятием. Джилли же перевела взгляд с меня на мою кровать, где лежали вытащенные из шкафа вещи, и мне вдруг стало очень жаль ее, потому что я знала, наш отъезд сделает ее несчастной.

Я присела на корточки рядом с ней и обняла ее.

— Мы уедем совсем ненадолго, Джилли.

Она крепко зажмурила глаза, чтобы не смотреть на меня.

— Джилли, послушай меня, — продолжала я. — Мы скоро вернемся.

Она помотала головой, и из-под ее опущенных век показались слезы.

— Когда мы вернемся, мы снова начнем с тобой заниматься. Ты скоро научишься писать свое имя.

Несмотря на мои попытки ее утешить, она продолжала беззвучно плакать. И вдруг, вырвавшись из моих рук, она подбежала к кровати и стала вытаскивать из саквояжа уже положенные туда вещи.

— Нет, Джилли, так не годится, — сказала я. Я подняла ее и села вместе с ней на стул, укачивая ее, как младенца. — Ты ведь знаешь, что я скоро вернусь, ты и не вспомнишь потом, что я уезжала.

И тогда она наконец заговорила:

— Вы не вернетесь. Она… она… не вернулась.

На мгновение я забыла о том, что мне предстояло завтра увидеть Коннана, потому что я вновь почувствовала, что Джилли что-то знает об исчезновении Элис.

— Джилли, — спросила я, — она попрощалась с тобой перед отъездом?

Девочка энергично помотала головой, и мне показалось, что она готова разрыдаться.

— Джилли, — попросила я ее, — попробуй поговорить со мной, расскажи мне все… Ты видела, как она уезжала?

Джилли уткнулась мне в грудь, спрятав лицо. Я прижала ее к себе на несколько секунд, но потом отодвинулась, чтобы заглянуть ей в лицо. Ее глаза были закрыты. Вдруг она открыла их, соскочила с моих колен и, подбежав к саквояжу, снова начала выбрасывать оттуда вещи, крича: «Нет, нет!»

Я быстро подошла к ней и сказала:

— Послушай, Джилли, я вернусь. Меня не будет всего несколько дней.

— Она не вернулась!

Итак, мы опять пришли к тому, с чего начали. Я поняла, что ничего узнать от нее в этот момент мне не удастся. Она подняла ко мне лицо. В ее глазах было по-настоящему трагическое выражение.

Мне стало ясно, что моя забота о ней значила для нее даже больше, чем я предполагала, и что мне не удастся объяснить ей, что мое отсутствие будет временным. Элис была добра по отношению к ней, и Элис покинула ее. Небольшой, но трагический жизненный опыт девочки говорил ей, что дорогие ей люди покидают ее навсегда. Ни во что другое она просто не могла поверить.