Лаура Кинсейл - Тень и звезда

Однако отец Каи не спешил расставаться с мальчиком.

— Сэмюел, спасибо тебе, возлюби тебя Господь… Ты настоящий герой, черт возьми… — Грифон говорил и говорил, а Сэмюел слушал его, пока Каи не вырвалась из рук гавайца и не забралась Сэмюелу на колени. Тогда ее отец крепко обнял их обоих. Когда каноэ приблизилось к берегу, и они вышли на пляж, леди Тесс бросилась им навстречу; ее лицо было залито слезами, темные волосы растрепались на ветру. Схватив Каи в объятия, она опустилась на колени и зарылась лицом в мокрые волосы Сэмюела.

Тут кто-то начал смеяться. Лорд Грифон поднял Сэмюела с такой же легкостью, с какой тот поднимал Каи, потом его перехватили десятки рук и стали побрасывать его в воздух, крича:

— Гип-гип-ура! Гип-гип-ура-а-а!

Наконец управляющий Доджун перехватил мальчика и понес в сторону кокосовой рощи на берегу, а гавайцы стали усаживаться в каноэ, чтобы преследовать акулу.

В это время кто-то сказал, что в своем доме в Вайкики находится гавайский король. Сэмюела тут же опустили на землю. Все притихли, а девушки, выйдя вперед, надели ему на шею гирлянды из цветов.

— Его величество оценил твою смелость. — Первая девушка поцеловала его в обе щеки, и Сэмюел, попятившись от смущения, налетел спиной на лорда Грифона. Тот наклонился к его уху и прошептал:

— Скажи им что-нибудь, чтобы они передали твои слова королю.

Сэмюел облизнул губы и вздохнул.

— Прошу вас, передайте королю, то есть… его величеству, что я не сделал ничего особенного, — запинаясь, пробормотал он. — И, пожалуйста, скажите ему, что эти цветы очень хорошо пахнут.

При этих словах все рассмеялись, а лорд Грифон обнял Сэмюела за плечи и крепко прижал к себе.

Сэмюел оглянулся назад — за спиной у него сверкали на солнце бирюзовые воды океана, по которым одна за одной бежали пенные волны; где-то вдали под водой скользила огромная черная тень акулы, которая возвращалась в темную морскую пучину.

— Опять он за свое! — Миссис Доукинс покраснела от удовольствия, встречая Леду на лестнице с последними новостями о странных ограблениях, которые начались на прошлой неделе. — Третий раз за неделю! Вот газета, мисс, вы только взгляните! На этот раз пострадала японская принцесса. Хитроумный взломщик, должна вам заметить. Он спер священный меч прямо из-под носа у японцев, несмотря на то что вокруг стояла стража. — Миссис Доукинс повизгивала от возбуждения, откровенно радуясь тому, что недотепы-полицейские никак не проявили себя. — Но есть и хорошее известие, мисс. Он опять что-то непристойное оставил, только, разумеется, газеты не пишут, что именно. Они никогда не делают подобных вещей, но можно ведь обо всем догадаться, не так ли? Думаю, опять какая-нибудь вещица из этого неприличного дома, куда он направил полицию за мечом.

Леде было известно и о третьем ограблении, и о том, что все кражи совершались по одной, весьма странной схеме: у кого-то из знатных лиц, прибывших на юбилей королевы, воровали какую-нибудь ценную вещь, а на ее месте оставляли нечто непристойное. Это само по себе было весьма странно, но, более того, вор, похоже, не проявлял к украденному никакого интереса. Он отправлял в полицию письмо с информацией о том, где можно найти украденное сокровище, и всякий раз это было какое-то «чудовищное жилье», как писали в газетах.

— Весьма интересно. — Леда повернулась к черному колодцу, в который уходила лестница, ведущая на чердак. Вообще-то она знала о необычных ворах куда больше, чем ее домовладелица, поскольку частенько готовила чай для инспектора Руби и порой задерживалась в полицейском участке после полуночи. Все это делалось для того, чтобы миссис Доукинс считала, будто Леда по-прежнему работает у портнихи.

Леда начала подниматься по ступенькам, но цепкая рука хозяйки удержала ее за подол.

— Сегодня пятница, мисс, — напомнила миссис Доукинс. — С вас четырнадцать шиллингов за неделю.

— Пятница началась всего полчаса назад, миссис Доукинс, — спокойно заметила Леда. — Надеюсь, вы не из-за этого ждете меня здесь ночью. Я буду счастлива расплатиться с вами утром.

Миссис Доукинс усмехнулась:

— Просто я хотела напомнить вам о деньгах, мисс. Как раз сегодня мне пришлось выгнать Хоггинсов, которые жили под вами. Отбою нет от людей, которым нужны комнаты и которые готовы платить вовремя — вот как вы. А те, кто не платит, пусть на меня не обижаются: у меня тут не дамское благотворительное общество, вот что я вам скажу. Четырнадцать шиллингов в неделю, без питания. Между прочим, у нас канализация есть, а это стоит не меньше полукроны, вот так-то.

Подобные речи Леде доводилось слышать довольно часто, и она, вздохнув и высвободившись из мертвой хватки миссис Доукинс, стала подниматься наверх.

В комнате Леда умылась и полила стоявшую на подоконнике герань. Ночная жара усиливала привычные запахи, но один листок у герани оказался отломлен, и от него исходил резкий и свежий аромат, перебивающий тяжкий запах улицы.

Взяв листок в руки, Леда растерла его между пальцев и прижала к носу, наслаждаясь приятным ароматом и думая о Пэмми. Мать отказывалась взять или хотя бы понянчить своего ребенка до тех пор, пока инспектор Руби резко не сказал ей, что ее обвинят в убийстве младенца, если она не одумается. Леда с грустью вспомнила о том, что ее собственная жизнь, должно быть, началась схожим образом. Она тоже была уродливой, жалкой и никому не нужной. Совсем не так ей хотелось бы появиться на свет.

У нее еще оставалось четыре наряда, но она решила, что обойдется хлопчатобумажной юбкой и черным шелковым платьем — юбку можно носить ежедневно, а платье сделать выходным. С некоторым сожалением она отнесла «лишние» платья на базар и продала их. Торговаться с женщиной, купившей платья, Леда не смогла — ей было слишком стыдно, но она прекрасно осознавала, что получила лишь небольшую часть истинной стоимости бежевого и серебристо-серого туалетов. Каждый день рано утром она, как обычно, надевала шляпку и, уйдя из дому, гуляла, просматривая в газетах и на окнах офисов объявления о вакансиях. Иногда ей попадались довольно интересные объявления, но стоило ей прийти по указанному адресу, как выяснялось, что на указанное место только что кого-то взяли.

Когда Леда уставала настолько, что не могла больше ходить, она присаживалась на скамейку где-нибудь в парке или отдыхала в чайном магазине, однако ее устройство на работу все никак не сдвигалось с мертвой точки.

Сейчас, прежде чем лечь в постель, Леда кое-что переставила в комнате: передвинула тяжелую швейную машину и стол в центр комнаты, а умывальник — к двери. Так куда удобнее, ведь ей больше не нужно держать машину у окна, где было больше света для шитья.