Барбара Картленд - Скажи «да», Саманта

— В Литл-Пулбруке нет богачей, если не считать обитателей замка.

— Я не имею в виду эту забытую Богом дыру, — ответил он. — Я увезу вас в Лондон. Я собираюсь фотографировать вас, Саманта. Я намерен сделать вас знаменитой. Ваше лицо станет самым узнаваемым и легендарным лицом в Англии.

— Очень мило с вашей стороны, если вы так думаете, — ответила я. — Но теперь мне, пожалуй, пора вернуться на наш базар. Не то они не поймут, куда я подевалась.

— К черту базар! — воскликнул он. — Вы останетесь здесь, потому что я хочу сделать несколько ваших снимков. Я хочу убедиться, что вы хорошо получаетесь в черно-белом варианте, с рыжими волосами всегда проблемы. А теперь не двигайтесь. Обещайте, что вы останетесь здесь, пока я не вернусь.

— Я… я не знаю! — пробормотала я. — Не уверена, что я… могу.

— Вы сделаете, как я сказал, — резко возразил он. — Я вернусь через минуту!

С этими словами он быстро пересек гостиную и скрылся за дверью. Я стояла, глядя ему вслед.

— Он не в своем уме! — вслух произнесла я, но в то же время была несколько взбудоражена его словами о том, что я обворожительна.

Я знала, что некоторые считали меня миленькой, а мама часто говорила мне:

— Ты становишься очень хорошенькой, Саманта. Как бы мне хотелось, чтобы мы с папой могли дать бал в твою честь, и ты могла бы надеть платье, такое же, какое было на мне, когда я впервые появилась в свете! — Она вздохнула и мечтательно продолжала: — Оно было из белого атласа, отделано тюлем и украшено розовыми бутонами. Мне тогда казалось, что во всем мире нет прелестнее платья.

Но денег у нас хватало лишь на то, чтобы покупать мне одно или два самых обычных платья в год, а также зимнее пальто. О бальных туалетах не могло быть и речи, а уж о бале я и мечтать не могла.

А вот теперь этот странный человек говорит, что я обворожительна.

Я и вправду не двинулась с места с той минуты, как он покинул гостиную. Но потом мне стало любопытно взглянуть на себя, и я подошла к высокому зеркалу в золоченой раме, которое находилось в простенке между окнами.

Посмотрев на себя, я еще раз убедилась, что волосы у меня действительно необычного цвета. Кроме того, у меня не было модной стрижки. Хотя я подрезала волосы по бокам, но на затылке у меня все еще оставался пучок, который я так и не решилась остричь. Волосы у меня вились от природы, и несколько завитков, выбившихся из-под шляпки, курчавились у щек, напоминая крошечные язычки пламени.

Разглядывая себя в зеркале, я подумала, что выгляжу вовсе не такой юной и неопытной, какой себя ощущаю. Быть может, моя внешность с годами менялась, и теперь стала больше соответствовать экзотическому имени. Мама рассказывала, что когда она ожидала меня, ей ужасно хотелось всяких дорогих деликатесов, которые им с папой были не по карману.

— Мне хотелось икры и перепелов, — рассказывала она, — шоколадного крема и трюфелей. И очень хотелось шампанского. — Она слегка вздохнула. — Конечно, я не говорила об этом твоему отцу, чтобы не расстраивать его. Наверное, это была реакция на вынужденную экономию и поедание сырных корок в течение всего первого года моей замужней жизни. — Мама улыбнулась, чтобы я не подумала, будто она сожалеет, что вышла замуж за папу, а потом добавила: — Мой отец не дал мне много денег. Он всегда считал, что женщине не следует иметь деньги. К тому же, он был разочарован тем, что я не вышла замуж за кого-нибудь побогаче и повлиятельнее. — Она рассмеялась. — У нас с твоим отцом было в то время лишь двести фунтов в год, а я была никудышной хозяйкой, поэтому денег постоянно не хватало.

— Но мама, ты ведь была рада, что у тебя появилась я?

— Конечно рада, дорогая! Мне очень хотелось иметь ребенка, и я мечтала, что если это будет девочка, то непременно красавица. — Мама обняла меня. — Мне так надоели эти простенькие, заурядные девчушки, которых я обучала в воскресной школе, что мне хотелось, чтобы моя дочь была похожа на принцессу из волшебной сказки. И ты действительно была на нее похожа, Саманта.

— Я так рада! — вскричала я.

— И когда ты родилась, я сказала твоему отцу: «Мне хочется дать нашей дочери какое-нибудь необыкновенное имя, чтобы она отличалась от всех других детей». — Мама помолчала, а затем продолжала рассказ: — Твой отец хотел назвать тебя Мэри в честь своей матери и Люси в честь сестры.

— Я ненавижу эти имена! — воскликнула я. — Но ты все-таки дала их мне.

— Да, — ответила мама. — Это потому, что я любила твоего отца, и мне не хотелось его разочаровывать. При крещении тебя назвали Мэри Люси, но к ним я прибавила еще имя Саманта, потому что это было самое прекрасное, необыкновенное имя из всех, которые я когда-либо слышала.

Впоследствии я всегда игнорировала эти скучные имена Мэри Люси, и прибегала к ним, лишь когда мне нужно было подписывать свои контрольные работы в школе.

Я все еще разглядывала себя в зеркало, когда дверь отворилась и в гостиную вошел Джайлз. В руках у него был фотоаппарат, а под мышкой тренога.

Он стал устанавливать свою аппаратуру, сердито ворча при этом:

— Не люблю делать снимки где бы то ни было, кроме своей студии. Мне требуется освещение и фон. Я вижу вас на фоне сверкающего серебра и хрустальных канделябров над головой. Я вижу вас лежащей на тигровой шкуре. Я предложил бы вам откинуться на черные атласные подушки, а на заднем плане развевались бы белые воздушные шары.

— Вы продаете свои фотографии? — спросила я.

— Конечно, — ответил он. — У меня постоянный контракт с журналом «Вог». Но все другие журналы тоже стремятся заполучить снимки, сделанные Джайлзом Барятинским. И, уверяю вас, они платят мне немалые деньги.

Он заставлял меня сидеть, стоять и лежать на ковре. Я ужасно боялась, что кто-нибудь войдет в гостиную. Мое поведение наверняка вызвало бы удивление.

Джайлз отрывисто бросал приказания, и, хотя я чувствовала угрызения совести из-за того, что не помогаю на базаре, не повиноваться ему было невозможно.

Наконец, отсняв, наверное, кадров сто, он поинтересовался:

— Когда вы сможете приехать в Лондон?

— Приехать в Лондон? — тупо переспросила я.

— Я нанимаю вас на работу. Хочу, чтобы вы стали одной из моих фотомоделей. Мне как раз нужна девушка вашего типа. У меня уже есть блондинка и брюнетка. А теперь будете и вы.

— Это невозможно! — ответила я. — Здесь мой дом.

— Не будьте дурочкой, — возразил он. — Вы не можете всю жизнь оставаться в вашем Литл-Паддельдоке, или как там называется эта дыра.

Я рассмеялась тому, что он так забавно переврал название нашей деревни, но тем не менее ответила вполне серьезно:

— Я должна заботиться об отце. Он и слышать не захочет о том, чтобы я уехала в Лондон.

— Мне придется поговорить с ним, — сказал Джайлз, — пойдемте!