Ольга Михайлова - Аристократия духа

Мисс Энн заметила его огорчение и подсела ближе. Он бросил ей благодарный взгляд и улыбнулся. Сам он и в любви и дружбе был серьезен, старомоден и готов был сохранять верность и в счастливые, и в тяжелые времена, и сейчас мучительно пытался разобраться в себе. Что может не нравиться в нём Кейтону? Альберт всегда был готов учиться, принимал критику, был практичен, верен и точен, мог быть опорой, но Энселм, наверно, не нуждался в опоре. Ренн был силен и знал свою силу, но восхищение Кейтоном и любовь к нему странно ослабляли его. Сколь загадочна и иррациональна эта слепая сила, сила сердечной склонности! Сколь необорима и необъяснима… Он вздохнул. Наверное, он слишком много хочет от жизни — и любви, и дружбы. Кейтон же вслух декларирует отказ и от того, и от другого. Что ж, это его право, а ему самому нужно благодарить Бога и за то, что есть, а не вздыхать о несбыточном. По счастью, его любят и этого должно быть довольно.

Альберту шёл двадцать четвертый год. В отличие от Кейтона, он никогда не искал блудных дорог, но опыт первой самозабвенной любви пришёл слишком рано и сильно опалил душу. Он не любил вспоминать об этом. Ему не предпочли другого, но быстро проступила разница в душевном устройстве, склонностях и вкусах, в итоге он вынужден был признаться себе, что чувство не оправдало себя. Помолвка была расторгнута. Внутреннее разочарование было разочарованием и в себе, и в предмете любви и в самом чувстве. После этого пришли критичность, ясность и спокойствие, а порывы чувств гасились жестким напряжением воли.

Энн Тиралл он встретил год назад в Лондоне, и, памятуя о прежней неудаче, был сдержан и осторожен, старался лучше узнать девицу, долго сохранял вид дружелюбного равнодушия. Но наблюдения уверили его в достоинствах мисс Энн, ей были свойственны спокойная сдержанность, благородство, верность и преданность. Наконец, после долгих размышлений и осторожного разговора с сестрой, которая уверила его, что он не встретит отказа, Альберт решился на объяснение. Его не отвергли, но сдержанно заверили, что его чувства вызывают благодарность и уважение.

Но Кейтон упорно отторгал его, и Ренн мучительно пытался осмыслить причины этого отторжения. Что в нём чуждо Энселму? В гостиной Мелани он с восхищением наблюдая за Кейтоном, видел, что тот подлинно в духе, при этом не мог не отметить, что он, похоже, подлинно самодостаточен. Кейтон не добивался ни одной из девиц, никоим образом не пытался привлечь к себе внимание, хотя, бесспорно, был душой общества. Но так же ярок он бывал порой и в Мертоне, где вовсе не было посторонней публики. Альберт горестно подумал, как наполнилась бы его жизнь в Оксфорде, если бы Энселм подлинно удостоил его своей дружбы…

Ренн сказал, да и подлинно был убежден, что Кейтон не самовлюблен, — ибо слишком часто встречал самовлюбленных. Энселм говорил о себе крайне неохотно, и, похоже, не очень-то занимал себя — иначе не просиживал бы ночи в библиотеке, изыскивая мудрость веков. Эгоистам мудрость веков неинтересна.

Ренн поймал несколько беглых и быстрых взглядов самого Кейтона на гостей, но не заметил в них даже признака чувства. Он спокойно и доброжелательно смотрел на мисс Мелани и на его сестру, внимательно и чуть надменно — на Джастина Камэрона, был безукоризненно вежлив и галантен по отношению к мисс Эбигейл.

Сам Ренн по приезде в Бат был неприятно изумлен рассказом сестры о навязчивых ухаживаниях за его кузиной мистера Камэрона, о котором был весьма низкого мнения, и ничуть не огорчился, узнав, что это внимание не пробудило в Эбигейл ни благодарности, ни ответного чувства. Сейчас он заметил ревнивые и недоброжелательные взгляды, которые Джастин то и дело бросал на Кейтона, но подумал, что оснований для них нет. Кейтон не старался понравиться Эбигейл. Ренну показалось, что мисс Сомервилл смотрит на мистера Кейтона с интересом, но не мог не подумать, что подобное внимание оказывается потому, что кузине основательно досадил мистер Камэрон, однако любой человек, по мнению Ренна, не преминул бы воспользоваться этим интересом. Кейтон не воспользовался. Но если сердце Кейтона не задевали красота и внимание мисс Эбигейл Сомервилл, изысканной красавицы, особы умной, безупречно воспитанной и талантливой — то что говорить о прочих?

Ренн недоумевал.

Что до мисс Эбигейл, то этот вечер, к несчастью, довершил то, что незаметно для неё самой угнездилось в душе немногими днями раньше. Но если раньше мистер Кейтон нравился ей, несмотря даже на то, что временами выражение его лица и его слова настораживали и пугали её, то сейчас, когда он стал подлинно равен себе и в полноте проступило обаяние ума и яркая одарённость Энселма, она поняла, что её склонность оправдана. Этот человек, с первой минуты встречи показавшийся неординарным — оказался даже более талантливым и приятным, чем казалось. Он не разочаровал, но очаровал, а чары мистера Кейтона были тем сильнее, что сам он совершенно не знал о них, и не умел умерять или направлять их воздействие. Но было и нечто тягостное.

Сегодня мистер Кейтон впервые высказался о любви. Высказался, как ей показалось, правдиво. И тем страннее было это мнение, в котором проступил безнадежный фатализм и спокойное отчаяние. «Любви нужно избегать, в ней — скорбь. Я удивляюсь, когда слышу о радостях любви. Любовь, в сущности, не знает осуществившихся чаяний…Я боюсь любви…» Из бесчисленных случаев он вычленил только три — безнадежность, потерю, измену. Почему? Почему с таким чувством — неподдельным и искренним — он пел эту итальянскую канцону, полагая, что слова её никто не поймёт? Он пел песню тоски и отчаяния, но не любви и страсти. Почему? Он пережил разочарование? Предательство? Равнодушие? Его чувство было отвергнуто? Увы, никто не мог ответить на эти вопросы, кроме самого мистера Кейтона, но мисс Эбигейл понимала, что никогда не сможет спросить об этом, да и решись спросить — едва ли услышит правдивый ответ.

Мистер Кейтон не был праздным болтуном. Тем не менее, несмотря на все недоумения, мисс Эбигейл поняла и сказала сама себе, что влюблена в этого мужчину. Влюблена в его обаяние, остроумие, талант. Покорена его умом, знаниями, поэтичностью натуры. Очарована даже его неординарной внешностью. Да, его суждения иногда настораживали. Но сердце упорно влекло её к нему, и ей искренне хотелось думать, что его мнения, столь несхожие с общепринятыми — не более чем эпатаж, поза…

Энселм проснулся лишь к позднему завтраку. Вчерашняя головная боль ничем о себе на напоминала, и он смотрел на вставшее солнце с улыбкой. Забылись и вчерашние горькие мысли в ночи.