Виктория Холт - Дочь обмана

Вот и все. Я подумала, мне следует написать тебе, что я была там. Может быть, как-нибудь мне удастся повидаться и с тобой. Какие у тебя планы?

Ноэль, дорогая, я так надеюсь, что у тебя все будет в порядке…»

Письмо выпало из моих рук.

Итак, она побывала там. Она встретилась с Родериком, Чарли и леди Констанс. Она пишет, что они грустят.

Милый Родерик… О чем он сейчас думает? Забудет ли он со временем обо мне? Я знаю, что никогда не смогу забыть его.

Я ощущала покой и даже некоторое блаженство, сидя в мастерской и глядя на панораму города, пока Жерар дю Каррон работал над моим портретом. Я была, как никогда, далеко от трагических ударов судьбы. Я сидела в кресле, и свет падал на мое лицо. Жерар стоял у мольберта. Иногда он разговаривал со мной во время работы, иногда замолкал.

Он рассказал мне о своем детстве в Сером доме, о том, как любил проводить время в северной башне. Он начал рисовать в раннем возрасте, и живопись всегда глубоко интересовала его.

Я рассказала ему о своей жизни, о подготовке спектаклей, о Долли. Я вспоминала разные случаи и поняла, что даже могу смеяться над ними, как когда-то. Он смеялся вместе со мной.

Приходила мадам Гарнье, и кухня наполнялась шумом. По-моему, она считала, что шум необходим, чтобы показать, как усердно она работает. Сначала она относилась ко мне с некоторой неприязнью, но через несколько дней стала дружелюбнее. В конце концов, с нас обеих писали портреты, и это нас сближало.

Она рассказала мне, что ее портрет будет представлен на выставке. Люди будут приходить, смотреть на него и, возможно, кто-нибудь захочет купить его.

— Интересно, кому захочется повесить мой портрет в своей гостиной, мадемуазель?

— А мой?

У нее была привычка подталкивать меня локтем и заливаться смехом. Она приносила хлеб, молоко и деликатесы, цены на которые безбожно преувеличивала. Я сразу начала подозревать это, помня тот алчный блеск, который заметила в ее глазах на портрете. Я решила проверить свои подозрения и оказалась права. Меня поразила реакция Жерара.

Однажды я спросила:

— Вы знаете, что мадам Гарнье обманывает вас, когда отчитывается о расходах на продукты?

— Ну, конечно, — ответил он.

— И вы ей не сказали об этом?

— Нет, это пустяки. Мне нужно, чтобы она покупала для меня продукты. Поэтому пускай празднует свои маленькие победы. Ей это доставляет удовольствие. Она думает, что ужасно хитрая. А если она почувствует, что я знаю об этом, то лишится этого удовольствия. В английском языке, кажется, есть пословица: «Не будите спящую собаку»?

Я рассмеялась.

Иногда я оставалась в мастерской и после обеда. Часто, когда мы обедали вместе, приходил кто-нибудь еще. Я уже познакомилась с некоторыми из друзей Жерара. Например, с Гастоном дю Пре, молодым человеком из провинции Дордонь. Он был очень беден, и в основном его подкармливали братья-художники. Он частенько появлялся, когда мы сидели за столом, и присоединялся к нам. Заходил и Ричард Харт, сын землевладельца из Стаффордшира, который всю свою жизнь мечтал быть художником. Были и другие, но главенствовал, конечно, Ларс Петерсен, самый удачливый из них, поскольку стал знаменитым благодаря портрету Марианны.

Это была беззаботная жизнь, и через несколько дней я почувствовала, что она меня увлекает. Каждое утро я просыпалась с радостным чувством. Мне все нравилось в этой жизни, и это было неожиданно для меня самой.

Я больше не позволяла мадам Гарнье завышать стоимость покупок. При этом она, прищурившись, смотрела на меня, и ее маленькие глазки превращались в щелочки. Но она уважала меня. Думаю, что она следовала теории о том, что если люди настолько глупы, что позволяют себя обманывать, значит, они этого заслуживают. Поэтому между нами не было настоящей вражды.

Мне нравилось готовить, и я часто приносила с собой продукты. Она не возражала против этого, потому что все равно больше не могла греть руки на приобретении продуктов, и, кроме того, это позволяло ей меньше возиться на кухне и пораньше отправляться домой. И хотя я положила конец ее прибыльному делу, я в то же время облегчила ей работу.

Жерара очень позабавил мой рассказ об этом, и мы вместе от души посмеялись. Мы быстро стали друзьями, как это нередко происходит при подобных обстоятельствах, и я уже подумывала о том, что, когда портрет будет закончен, жизнь моя станет скучной и неинтересной.

Однажды во время работы над портретом Жерар сказал:

— Есть еще какая-то причина вашей грусти.

Я немного помолчала, а он стоял, внимательно глядя на меня и не опуская кисти.

— Вы… любите кого-нибудь? — спросил он.

Я все еще колебалась. Я не могла заставить себя заговорить о Родерике. Жерар сразу понял причину моего молчания.

— Простите, — сказал он, — я слишком любопытен. Забудьте о моем вопросе.

Он вернулся к работе над холстом, но немного спустя сказал:

— Сегодня ничего не получается. Не могу работать. Давайте погуляем по Латинскому кварталу, я еще не все вам здесь показал.

Я поняла. Мое настроение изменилось. Наверное, Родерик опять возник в моих мыслях, и моя безмятежность исчезла. Когда мы вышли на улицу и я погрузилась в атмосферу квартала, настроение немного улучшилось. В воздухе пахло свежевыпеченным хлебом, а из окон одного из домов слышались звуки концертино.

Жерар показал мне дом, в котором умер Расин, а затем мы пошли на площадь Фюрстенбур, где была мастерская Делакруа.

— Он умер совсем недавно, — сказал Жерар, — а его мастерская уже стала местом поклонения. Как вы думаете, наступит такой день, когда будут приходить в мою студию и говорить: «Здесь жил и работал Жерар дю Каррон?»

— Я уверена, что она станет святилищем, если вы сами очень захотите этого.

— Значит, вы верите, что у человека достаточно сил, чтобы управлять судьбой?

— Приходится бороться с обстоятельствами. Кто из нас знает, что принесет грядущий день? Но я действительно верю, что у каждого человека есть силы, чтобы преодолеть превратности судьбы.

Мы подошли к кафе, где под ярко раскрашенными тентами были расставлены столики.

— Хотите перекусить? — спросил он. — Вижу, что нет. Тогда давайте просто посидим здесь. Мне нравится наблюдать за прохожими, это успокаивает.

Мы сели за столик, заказали кофе и стали наблюдать за прохожими.

— Вы хотели бы написать кого-нибудь из этих людей?

— Большинство. Хотя у некоторых на лице чересчур ясно написано, что они собой представляют. Я ищу лица с печатью таинственности.

Мы купили немного паштета и вернулись в мастерскую. Жерар достал бутылку белого вина и, усевшись на кушетке, мы выпили по бокалу, закусывая вино паштетом.

— По-моему, — сказал Жерар, — у вас начинает появляться вкус к богемной жизни.