Юдифь Готье - Жемчужина страсти

Гиэяс быстро обернулся и увидел принца, который, подняв завесу, входил в залу.

Нагато походил на призрак; глаза его горели лихорадочным огнем и казались больше и чернее обыкновенного. Его лицо было так бледно, что с трудом можно было различить узенькую белую повязку на лбу, на которой виднелось несколько капель крови. По его телу пробегала болезненная дрожь, так что хрустальный ящик, блестевший в его руках, сильно дрожал.

Генерал Йокэ-Мура подбежал к нему.

— Какое безумие, принц! — вскричал он. — Ты встал и ходишь, потеряв столько крови и несмотря на запрещение доктора!

— Злой друг! — воскликнул Фидэ-Йори. — Когда же ты перестанешь играть своей жизнью!

— Я стану рабом врачей, чтобы заслужить то внимание, которое вы мне оказываете, и которого я не стою, — сказал принц, — когда закончу возложенное на меня поручение.

Гиэяс, полный беспокойства, упорно молчал, он наблюдал и ждал, часто посматривая на дверь, как бы желая убежать.

— Я должен на коленях подать тебе этот ящичек, и на коленях же ты должен принять его, — сказал принц, — так как в нем заключается послание от твоего и нашего государя, от того, который получил власть свыше, — от всемогущего микадо.

Нагато распростерся и передал шкатулку сегуну, который принял ее, преклонив колено.

Гиэяс почувствовал, что в этой шкатулке заключается его окончательная гибель, и подумал, что Нагато, по обыкновению, торжествовал над ним.

Между тем, Фидэ-Йори развернул послание микадо и пробежал его глазами. Радость осветила его лицо. Он поднял влажные глаза на Нагато, думая, в свою очередь, что это все благодаря нему он торжествовал.

— Принц Сатсума [11] Сатсума — одна из провинций Японской империи. ! — сказал он немного погодя, протягивая письмо старому вельможе. — Прочти нам вслух содержание этого божественного послания.

Принц Сатсума прочел следующее:

«Я, прямой потомок богов, основателей Японии, опускаю свои взгляды на землю и вижу, что время идет со смерти верного слуги моей династии Таико-Самы, которого мой предшественник провозгласил главнокомандующим моего государства. Сыну этого знаменитого начальника, который оказал большие услуги государству, было шесть лет, когда умер его отец; но время шло для него так же, как и для других, и он теперь достиг возраста, когда может наследовать своему отцу: вот почему я, в свою очередь, провозглашаю его главнокомандующим государства.

Через несколько дней Небесные Всадники торжественно возвестят ему мою волю, чтобы всем было известно о ней.

Теперь, возлагая на Фидэ-Йори заботы управления, я снова погружаюсь в таинственную бездну моего сверхчеловеческого сна.

Дано в Даири, девятнадцатого года Ненго-Каи-Тио [12] То есть в 1614 году. Японский календарь был китайский, введенный около 600 г. н. э. .

Го-Митсу-Но».

— Против этого нечего возразить, — сказал Гиэяс, нагнув голову. — Верховный владыка приказал — я повинуюсь, я слагаю вверенную мне власть, и после оскорблений, которые я вытерпел, я знаю, что мне остается делать. Я желаю, чтобы те, которые устроили это дело, не раскаялись когда-нибудь в том, чего достигли, и чтобы страна не стонала под тяжестью бедствий, которые могут обрушиться на нее.

Сказав эти слова, он вышел; вельможи радостно столпились вокруг молодого сегуна, поздравляя его.

— Моего друга и брата Нагато нужно благодарить, — сказал Фидэ-Йори, — это он устроил все это.

— Еще не все кончено, — сказал Нагато, который казался озабоченным, — нужно сейчас же подписать смертный приговор Гиэясу.

— Но ты же слышал, друг? Он сказал, что знает, что ему надо делать: теперь он приступил к харакири.

— Конечно, — сказал принц Сатсума.

— Он знает закон чести, — прибавил Аки.

— Да, но он презирает эти обычаи и не сообразуется с ними, — заметил Нагато. — Если мы не поторопимся осудить этого человека, он ускользнет от нас, а раз он очутится на свободе, он способен на все.

Принц Нагато развернул свиток белой бумаги и, обмакнув кисточку в чернила, протянул ее сегуну.

Фидэ-Йори, казалось, колебался.

— Осудить его так, без суда? — сказал он.

— Суд бесполезен! — возразил Нагато. — Перед всем советом он преступил клятву, и непочтительно обошелся с тобой. Больше того: это — убийца.

— Он дедушка моей жены, — пробормотал сегун.

— Ты разведешься со своей женой, — сказал Нагатою. — Раз Гиэяс жив — нет ни спокойствия для тебя, ни безопасности для страны.

Фидэ-Йори вдруг взял кисточку, написал приговор и подписал его.

Нагато передал распоряжение генералу Самаде-Саемону-Йокэ-Муре, который тотчас вышел.

Вскоре он вернулся с гневным видом.

— Слишком поздно! — вскричал он. — Принц Нагато был вполне прав: Гиэяс бежал.

На берегу Тихого океана, на вершине скалистого холма, высится крепость принцев Овари. Ее стены, усыпанные бойницами, извиваются по неровностям почвы. Там и сям они скрываются за кучками деревьев и кустарников, свежая зелень которых составляет удачный контраст с расщелинами скал цвета ржавчины. Местами возвышаются четырехгранные башни, у основания расширенные наподобие пирамид и покрытые крышами с загнутыми вверх краями.

С крепости открывается чудесный вид. У самого подножия холма маленькая, кругленькая бухточка составляет верное убежище для джонок и барок, которые прорезывают прозрачную воду во всех направлениях. Дальше расстилаются голубые воды Тихого океана, которые кажутся на горизонте прямой темно-синей линией. С суши начинаются первые возвышенности горной цепи: скалы, покрытые бархатистым мхом, высокие холмы, местами обработанные до вершины. Между горами расстилается долина, в которой приютилась у ручья, в тени маленького леска, деревенька; вдали новые холмы замыкают долину.

Широкая и хорошо поддерживаемая дорога вьется по неровностям земли и проходит у подножия замка Овари. Эта дорога, которую называют Токаидо, построена Таико-Самой; она пересекает всю империю, проходит через владения даймио и находится в исключительном ведении сегуна.

Принц, который управлял провинцией Овари, жил тогда в своем замке.

Около трех часов пополудни, в тот день, когда Гиэяс бежал из Осаки, часовой, с самой высокой башни Овари, закричал, что он видит отряд всадников, который скачет по Токаидо. Принц находился в это время в одном из дворцов замка. Сидя на корточках, уперев руки в бока, он присутствовал на уроке харакири, который давался его маленькому сыну.

Ребенок, сидя на циновке посреди двора, держал обеими руками короткую, тупую саблю и смотрел, с наивным, но уже важным выражением, на учителя, который сидел напротив его. Сверху, с галерей, смотрели женщины, и их одежды выступали яркими пятнами на светлой деревянной резьбе. На их платьях были вышиты огромные бабочки, птицы, цветы или пестрые круги. Головы всех были утыканы шпильками из желтой черепахи. Они с очаровательным жеманством болтали между собой.