Барбара Картленд - Английская роза

Наблюдавшей за происходящим Полине показалось, что лорд Чарнок испытывает от встречи совсем другие чувства.

Он показался ей невероятно красивым мужчиной, но это впечатление портило высокомерие, холодное и даже несколько презрительное выражение. Если бы Полину попросили добавить к этой характеристике какое-нибудь определение, то она выбрала бы «неестественность». В этом человеке чувствовалось ледяное равнодушие, словно у него в жилах не текла горячая кровь — будто он был из мрамора, а не из плоти.

Полина не могла бы сказать, почему у нее создалось такое впечатление, но у нее была привычка с первого взгляда пытаться определить сущность характера нового человека. Прежде ее отец часто добродушно подсмеивался над ее, как он называл это, «эскизами» — короткими описаниями людей, с которыми ее только что познакомили или с которыми она столкнулась во время верховой охоты.

«Лорд Чарнок, — сказала она себе на этот раз, — это человек, который внушает окружающим робость. И он слишком уверен в собственной значимости».

— Вы плывете на этом пароходе? — тем временем сухо осведомился он у графини.

— Нет, конечно, — ответила она. — Я просто провожаю свою племянницу. Она направляется в Санкт-Петербург. Поскольку она едет одна, то с вашей стороны, ваша милость, было бы очень любезно, если бы вы за ней присмотрели.

По лицу лорда Чарнока Полина поняла, что он отнюдь не желает этого делать и не намерен брать на себя такой труд и ответственность.

— Боюсь… — начал он.

Однако с графиней справиться было не так-то просто.

— Вы так любезны! — поспешно проговорила она. — Я глубоко вам благодарна.

Лорд Чарнок продолжал что-то говорить, но графиня уже повернулась к Полине:

— А теперь я должна с тобой расстаться, милое мое дитя. Будь умницей. Наслаждайся своим путешествием. Я не сомневаюсь в том, что ты найдешь его очень полезным.

Не успела Полина ответить, как тетка поцеловала ее в щеку и, шурша юбками и покачивая перьями, украшавшими ее шляпку, быстро начала спускаться по трапу на берег.

К тому времени как графиня ступила на причал, Полина заметила, что лорд Чарнок успел покинуть палубу. С легкой улыбкой она подумала, что не может его в этом винить. С ее точки зрения, это было так характерно для тетки: попытаться наладить отношения с единственным пассажиром, чье имя было достаточно весомым!

Чего Полина никак не могла знать, так это того, что на самом деле графиня сводила старые счеты с человеком, которого крайне не любила.

Оказавшись в своей каюте — одной из самых комфортабельных на корабле, — раздосадованный лорд Чарнок думал, что племянница графини Ротбери должна будет сама о себе заботиться. Он на себя эту обузу брать не собирается!

Ему было прекрасно известно, что два года тому назад Кэтлин Ротбери вдруг вздумалось завоевать его внимание, а если получится — и его сердце. И не то чтобы она воспылала к нему страстью: просто такая блестящая победа еще прибавила бы ей веса в обществе. Будучи всеми признанной светской красавицей, графиня считала себя оскорбленной, если кто-то из мужчин, с которым она достаточно часто встречалась, не поддавался бы ее чарам. Большинство джентльменов, соблазнившись ее привлекательной внешностью, охотно становились ее рабами и склонялись к ее ногам.

Она была потрясена, когда лорд Чарнок недвусмысленно дал ей понять, что не только не считает ее неотразимой и обольстительной, но даже испытывает к ней неприязнь. Для графини такое отношение было совершенно необъяснимым. Она пыталась найти хоть какую-то причину холодности лорда Чарнока, но не могла ее найти.

Графине было неизвестно, что, по мнению лорда Чарнока, она чрезвычайно жестоко обошлась с неким молодым джентльменом, состоявшим на службе при министерстве иностранных дел. Она несколько месяцев была с ним мила, совершенно вскружила ему голову, а потом абсолютно перестала обращать на него внимание, найдя кого-то более интересного для себя. Джентльмен, о котором шла речь, был еще совсем юн — почти мальчик — и решил, что сердце у него окончательно разбито. Он настоял, чтобы его перевели за границу: вопреки мнению лорда Чарнока, который считал, что юноша был бы гораздо полезнее в Лондоне. Его милость был весьма доволен работой несчастного молодого человека, который был его секретарем.

С того времени лорд Чарнок невзлюбил Кэтлин Ротбери. Кроме того, он всегда презрительно относился к красивым, но пустоголовым женщинам, единственным развлечением которых была игра с огнем, а вернее, с сердцами, что часто имело трагические последствия для тех, кто оставался в побежденных.

Одного того, что лорд Чарнок остался равнодушным к ее призывным взглядам и намеренно избегал встреч с нею, было достаточно, чтобы Кэтлин Ротбери стало еще важнее одержать над ним победу, однако все ее приемы и уловки оказались напрасными. Только после того, как графиня вынуждена была признать свое поражение, она пообещала себе, что рано или поздно преподаст лорду Чарноку урок, которого тот определенно заслуживает.

С ее точки зрения, не существовало ничего более неприятного, чем необходимость присматривать за молодой девицей во время длительного плавания. Возвращаясь в Лондон, она удовлетворенно думала, что ее враг наверняка будет страшно досадовать на навязанную ему роль и в то же время чувствовать, что не может пренебречь своим прямым долгом.

Графиня Ротбери глубоко ошибалась. Лорд Чарнок не имел намерения думать ни о чем, кроме собственного удобства. Ему предстояла большая работа, и, если уж на то пошло, он был крайне недоволен тем, что вынужден ехать в Россию именно в этот момент. Он согласился на поездку в Санкт-Петербург с огромной неохотой, после долгих уговоров со стороны министра иностранных дел. Тот уверял, что не может найти больше никого, кому можно было бы поручить столь трудную миссию.

— Это я не могу доверить никому, кроме вас, — говорил лорд Пальмерстон. — Вы не хуже меня знаете, чего можно ждать от этих русских. У них повсюду шпионы — и все, что вы будете говорить и даже думать, станет передаваться шефу полиции. Что еще хуже, так это известие о том, что тайная полиция получила полную власть, а сам император становится все менее и менее предсказуемым.

— Я об этом слышал, — согласился лорд Чарнок. — Одному богу известно, что в конце концов произойдет в этой стране.

Министр иностранных дел тяжело вздохнул.

— Уже сейчас армия ненавидит царя. Он по любому поводу впадает в необузданную ярость. Он жесток, мстителен и низок.

Лорд Чарнок кивнул:

— Я тоже слышал такие отзывы, но надеялся, что это все-таки преувеличение.

— Боюсь, что нет, — ответил лорд Пальмерстон. — Он превратил свою громадную империю в военный лагерь. Для него монаршая власть — это только некое продолжение армейской дисциплины.