Джуд Деверо - Невеста по ошибке

Николь едва сдерживала слезы.

— На тебе новое платье? Ты заставила Джейни поверить тебе? Уж не обновила ли ты свой гардероб за мой счет? — Клэй вскочил на ноги. — Ладно. Считай этот гардероб своим. Потеря денег научит меня не быть в следующий раз таким наивным и доверчивым. Но я не дам тебе больше ни цента. Ты поедешь со мной ко мне на плантацию, и этот, с позволения сказать, брак будет аннулирован. После этого тебя посадят на первое судно, отправляющееся в Европу. Ясно?

Николь судорожно сглотнула.

— Я предпочту ночевать на улице, чем провести еще хотя бы мгновение рядом с вами, — спокойно произнесла она.

Осветив свечой ее лицо, он внимательно посмотрел на нее и провел пальцем по ее верхней губе.

— Видимо, там ты всегда и ночевала, — бросил он и, не дав ей возможности возразить, вышел из каюты.

Николь со слезами на глазах и бешено бьющимся сердцем прислонилась спиной к двери. Когда Фрэнк обшаривал ее грязными руками, она сохранила чувство собственного достоинства, но когда к ней прикоснулся Клэй, она вела себя как уличная девка. Дедушка всегда напоминал ей о том, кто она такая, и говорил, что в ее жилах течет королевская кровь. Она научилась держаться прямо, ходила с высоко поднятой головой, даже в тот момент, когда толпа уводила ее мать. Того, чего не смог сделать с членами древнего рода Куртеленов весь ужас французской революции, сделал один грубый, самоуверенный американец. Николь со стыдом вспомнила свою готовность остаться с ним в постели.

Но несмотря ни на что, она вернет себе чувство собственного достоинства, чего бы это ей ни стоило. С горечью взглянув на сундуки, полные одежды, сшитой специально для нее, Николь решила, что уж если не сможет вернуть Армстронгу все ткани, то когда-нибудь расплатится за них с этим наглецом.

Быстро сняв с себя тонкое муслиновое платье, Николь надела более практичное, миткалевое, а муслиновое убрала в один из верхних сундуков. Платье, в котором ее притащили на судно, Джейни выбросила после того, как Фрэнк его разорвал.

Взяв листок писчей бумаги, она написала письмо.

Дорогой мистер Армстронг!

Надеюсь, что к этому времени Джейни нашла вас и объяснила некоторые обстоятельства, приведшие к заключению этого брака.

Насчет одежды вы, конечно, правы. В том, что я позволила себе взять не принадлежащие мне вещи, виновато мое тщеславие. Я сделаю все возможное, чтобы возместить вам стоимость тканей. Мне потребуется время, но я постараюсь как можно скорее расплатиться с вами. В качестве первого взноса в счет выплаты всей суммы оставляю вам медальон. Это единственная вещь, которая имеет какую-то стоимость в денежном выражении. Простите, что она недорогая.

Что касается нашего брака, то я постараюсь его как можно скорее аннулировать и пришлю вам уведомление.

С уважением

Николь Куртелен.

Перечитав письмо, Николь положила его на шкафчик, потом дрожащими руками сняла с себя медальон. Даже в Англии, когда она очень нуждалась в деньгах, Николь не продала филигранный золотой медальон с овальными фарфоровыми пластинами внутри, на которых были портреты ее родителей. Она никогда с ним не расставалась.

Поцеловав портреты — единственное, что осталось у нее от родителей, — она положила медальон поверх письма. Может быть, оно и к лучшему, если она окончательно порвет с прошлым, поскольку отныне ей придется совсем одной пробивать себе дорогу в жизни в незнакомой стране. Николь беспрепятственно пересекла палубу и спустилась по сходням; матросы, занятые разгрузкой фрегата, не обратили на нее внимания. Противоположный конец причала был погружен в пугающую тьму, но Николь смело направилась туда. Дойдя до опушки леса, она увидела Джейни и Клэйтона, стоявших под факелом. Джейни что-то сердито говорила Клэю, а тот молча слушал.

Нельзя терять ни минуты. Ей нужно добраться до ближайшего городка, найти работу и жилье. Как только освещенный причал остался позади, темный лес, казалось, поглотил ее. Ей вспомнились рассказы об Америке, о диких, безжалостных индейцах, о невиданных зверях, которые уничтожают людей.

Тишину леса нарушали не только ее шаги: скользили какие-то тени, что-то попискивало, постанывало, кто-то, крадучись, пробирался сквозь заросли.

Николь все шла и шла. Через некоторое время она начала мурлыкать себе под нос французскую песенку, которой научил ее дедушка. Но вскоре выбилась из сил и поняла, что ей необходимо отдохнуть. Но где? Она шла по узкой тропинке в непроглядной тьме.

«Николь, — сказала она себе, — нечего трусить. Лес всегда одинаковый. Что днем, что ночью».

Наконец Николь села на землю под деревом. Мох был влажным, и платье сразу промокло. Но девушка слишком устала, чтобы обращать на это внимание. Прижав колени к груди, она положила голову на согнутую руку и заснула.

Утром Николь проснулась от чьего-то пристального взгляда. Охнув, она села, до смерти напугав любопытного кролика, который ее разглядывал. Посмеявшись над своими глупыми страхами, девушка огляделась вокруг. Сейчас, когда сквозь кроны деревьев пробивались лучи утреннего солнца, лес казался дружелюбным и гостеприимным. Потерев затекшую шею, Николь попыталась встать, но обнаружила, что все тело у нее болит, платье насквозь промокло, а руки озябли. Вчера она не заметила, как растеряла почти все шпильки. Волосы растрепались, и девушка торопливо заколола их оставшимися шпильками.

Несколько часов сна восстановили силы, и она снова энергично зашагала по узкой тропинке. Если вчера вечером у нее и были кое-какие сомнения, то этим утром она была уверена в том, что поступила правильно. Теперь она сможет расплатиться с мистером Армстронгом и по-прежнему жить с гордо поднятой головой.

Вскоре она почувствовала, что сильно проголодалась. За последние два дня перед прибытием в Америку и она, и Джейни почти ничего не ели, и сейчас желудок напомнил ей об этом урчанием.

К полудню она дошла до какого-то забора, которым был обнесен небольшой яблоневый сад. На некоторых деревьях плоды еще только созревали, но в середине сада с деревьев свешивались сочные, зрелые яблоки. Николь почти перелезла через забор, но ей вспомнились слова Клэйтона Армстронга, обвинившего ее в присвоении чужой собственности, и она замерла на месте. Что с ней происходит после приезда в Америку? Она становится воровкой?

Она неохотно спустилась с забора. Морально ей стало легче, но голод стал терзать с удвоенной силой.

После полудня она вышла к протекавшему между крутыми берегами ручью, чувствуя невыносимую боль в ногах. Казалось, она шла уже несколько дней, но так и не приблизилась к цивилизации. Забор был единственной приметой присутствия человека на этой земле.