Александр Дюма - Полина; Подвенечное платье

Корнелия ушла, и Фернанда с еще большей рассеянностью и скукой стала смотреть на свою рукопись, но не успела она прочесть и четырех строк, как дверь опять отворилась, и на пороге вновь возникла субретка.

– Ну! Опять ты!.. – воскликнула Фернанда, стараясь придать своему тону строгости, которой не было уже и в помине.

– Я, сударыня, – ответила Корнелия. – Ради бога, простите меня, но господин Эжен не хочет идти домой.

– Как не хочет?

– Да, он говорит, что вы непременно должны быть дома, потому что вы никогда не выезжаете так рано.

– Это правда, но по утрам я принимаю только самых близких знакомых.

– Он утверждает, что принадлежит к их числу.

– Ах, как мило! Дело принимает интересный оборот… Эжен, брюнет, орден Почетного легиона, один из моих близких знакомых… Уж не Эжен ли де Миремон?

– Нет, сударыня, этот гораздо лучше.

– Эжен д’Аркур?

– О, нет, этот несравненно лучше.

– Эжен д’Аржи?

– О, нет, определенно лучше.

– Корнелия, ты возбуждаешь мое любопытство.

– И еще, – продолжала субретка, подавая госпоже красную сафьяновую коробочку размером не более пятифранковой монеты, – он сказал так: «Передай это Фернанде, и она узнает, кто я».

– Фернанде? Так прямо и сказал – Фернанде?

– Точно так, сударыня.

– Признаюсь, решительно ничего не понимаю, – произнесла актриса и надавила на коробочку – пружинка сработала, и крышка отскочила.

– Ах! Да это же ваш портрет! – вскрикнула субретка. – Какое потрясающее сходство! Как вы прелестны в этой развевающейся вуали.

– Мой портрет, – прошептала Фернанда, по-прежнему пребывая в задумчивости, – мой портрет! Кому же я дала его?

После минутного молчания ее лицо внезапно оживилось.

– Ах! – вскрикнула она. – Эжен?

– Да.

– Брюнет?

– Да.

– Знакомый… Портрет… Инициалы Э. Б. на коробочке. Боже мой! Как я забывчива, как рассеянна! Ну, что же ты стоишь? Беги, проси, зови его! Пусть подождет в передней!

Корнелия, конечно, недослушала приказания хозяйки и унеслась как стрела, а потому, едва Фернанда разобралась с воспоминаниями, как на месте Корнелии появился брюнет с черными усами, карими глазами и с красной лентой в петлице.

– Виноват, милая Фернанда! – воскликнул молодой человек, улыбаясь. – Но, право, я не ожидал, что за время моего отсутствия ты станешь столь негостеприимна.

– Но кто же мог знать, что это вы, принц? – сказала Фернанда, протягивая молодому человеку руку для поцелуя. – Как можно представляться Эженом? Я знаю столько мужчин с этим именем…

– Мне очень лестно, что вы ради меня мысленно потревожили Эженов всего мира. Однако ваш портрет! Будьте так добры, верните его мне.

– Разве вы когда-нибудь смотрите на него? – кокетливо спросила Фернанда.

– Всегда, – ответил принц, двигая к ее креслам табурет.

– Корнелия, – обратилась Фернанда к горничной, появившейся в дверях, – пока его высочество у меня в гостях, меня ни для кого нет дома.

Субретка впервые видела, как ее госпожа принимает людей с такими громкими титулами, а потому еще раз взглянула на принца и вышла, не сказав ни слова.

– Давно вы в Париже, Эжен? Ах, виновата, принц: я говорю с вами, как если бы вы были только полковником консульской гвардии.

– И правильно делаете, прекрасная Фернанда! Когда я приехал? Вчера, и мой первый визит к тебе, неблагодарная!

– Как! Вы сразу отправились ко мне?

– О, нет! Вчера я не застал тебя – ты играла.

– Ах, да!

– Впрочем, я все-таки видел тебя. Я был в театре…

– В императорской ложе? Но я вас не видела.

– Потому что смотрела на одного Понятовского, вероломная!

– И его не видела.

– О! Ты лжешь! – вскрикнул принц. – Я был инкогнито в бенуаре.

– Один?

– Нет, с вашим портретом!

– Какая лесть!.. Мне, однако же, очень жаль, что вы видели меня вчера… Я ужасно играла…

– Нет, лучшей Заиры и Роксоланы невозможно даже представить.

– Я была не в духе.

– Не оттого ли, что Понятовский слишком часто говорил со своей соседкой?

– Нет-нет, я просто была не в духе!.. Я даже хочу оставить Париж и переехать в Милан.

– Что ж, тебя везде примут с распростертыми объятиями… Я приехал сюда, чтобы набрать новых рекрутов. После я отправлюсь в Эрфурт, в Дрезден. Ты будешь в Дрездене?

– Я знаю, что Марс, Жорж и Тальма там, но меня не приглашали.

– А ты и вправду хочешь?

– Хочу ли я? Откровенно говоря, я оттого и была вчера не в духе.

– В самом деле? Тогда я поговорю об этом с Ровиго. Ведь он этим заведует?

– Ах! Я не знаю, как вас благодарить …

– Надеюсь, и ты сделаешь для меня что-нибудь…

– Приказывайте…

– Подай мне афишу нынешней недели, я хочу каждый вечер наслаждаться твоей игрой. Хочу посмотреть «Тамплиеров». Ты же играешь в этой пьесе?

– Да, какую-то плаксу. Уж лучше вам посмотреть другую пьесу с моим участием.

– Я хочу видеть тебя во всем.

– Итак, вам нужен репертуар?

– Да.

– Пьесы подобраны ужасно: везде одни заговоры да интриги. Но куда же запропастился этот репертуар? Ах, вспомнила!

Фернанда протянула руку к шнурку, оканчивавшемуся позолоченными луком и стрелой, и позвонила. Корнелия не заставила себя ждать.

– Принеси репертуар, – приказала Фернанда, – он лежит на столике в спальне.

Корнелия вышла и через минуту вернулась с отпечатанным листом, который Фернанда передала принцу. Субретка же вместо того, чтобы удалиться, оставалась в дверях.

– Чего тебе? – обратилась к ней Фернанда.

– Простите, сударыня, – сказала субретка, – но вас опять спрашивают… – Тут она как-то особенно посмотрела на свою госпожу, что означало «доверьтесь мне, я знаю, что делаю».

– Что, снова принц? – пошутила Фернанда.

– О, нет, сударыня! Это просто молодая девушка, очень печальная и, кажется, совсем бедная.

– Как ее зовут?

– Цецилия.

– Я хочу знать ее фамилию.

– Просто Цецилия.

– Прекрасно, – сказал принц, – сегодня вам особенно везет на гостей без фамилии…

– И что же ей нужно? – спросила Фернанда у Корнелии.

– Она хочет показать вам одну вещицу, которая, могу вас заверить, вам непременно приглянется. Я, правда, уже сказала ей, что вам ничего не нужно и что вы с некоторых пор стали экономны, но бедное дитя так умоляет, что нет сил отказать. Я просила ее подождать, и она скромно уселась в углу с коробкой в руках.

– Если его высочество позволит… – проговорила Фернанда.

– Сделайте милость, – ответил принц. – Мне и самому любопытно взглянуть на эту особу и на то, что хранится в ее коробке…

– Зови же ее! – приказала актриса.

Через минуту Корнелия ввела посетительницу. Это была красивая белокурая девушка лет девятнадцати, с голубыми, как озера, глазами и станом гибким, как камыш. На ее платье и головном уборе отсутствовали всякие украшения: юная прелестница носила траур. Бледность ее лица и красные заплаканные глаза выдавали страдания.