Лора Бекитт - Исповедь послушницы (сборник)

Девушка смахнула слезы и сказала Эвите:

– Я подарю тебе одну красивую вещь. – Она вынула из волос гребень с зелеными камешками, память об Асусене, и протянула девочке. – Возьми. – И добавила: – У меня есть еще кое-что, чего я не могу тебе отдать, потому что у тебя могут быть неприятности. И все же я хочу, чтобы ты это увидела.

Паола вытащила из ворота платья амулет, который Ниол подарил ей двенадцать лет назад, и показала девочке.

Глаза ребенка сузились, будто от вспышки молнии, лицо потемнело, словно на него упала тень грозовой тучи, а сердце затрепыхалось, как у испуганной птички.

– Такой был у моей мамы. Когда она умерла, мне не позволили его взять, – печально произнесла Эвита, покосилась на монахинь и с надеждой спросила: – Где ты его взяла?!

– Мне подарил мой муж. Он тоже умер, и теперь у меня, как и у тебя, никого нет.

Когда Паола произнесла роковые слова, она поняла, что ей пора отпустить Ниола: не прислушиваться в надежде уловить его шаги, не пытаться разгадать в звуках ветра смысл его тайных посланий. Мертвые не возвращаются. Их души должны вознестись на Небо. И если она хочет жить дальше, ей нужно попытаться полюбить кого-то еще.

Она больше не могла влюбиться в мужчину: в Мадриде и даже во всем мире не нашлось бы человека, похожего на Ниола, а другие ее не интересовали. Ребенок стал бы для нее истинным спасением, но Бог не подарил ей такого счастья.

Эвита. Если расплести ее волосы, они заструятся, как черный шелк, а если она улыбнется, ее зубы засверкают, как полированный жемчуг.

Девушка выпрямилась. Она решила вернуться к себе и все как следует обдумать.

– Мне пора идти.

– Ты еще придешь?

– Обязательно, Эвита.

Паола спешила домой, слыша за спиной шорох расправляющихся крыльев. То, что она пробудилась и воспрянула, подтвердилось ночью, хотя это и обернулось мукой. Девушка не могла вообразить, сколько воспоминаний может хранить не только душа, но и тело.

Паола обнимала себя за плечи, воображая, что ее обнимает Ниол, и зная, что это невозможно. Им больше никогда не слиться в единое целое; отныне ей суждены только ласки ветра. Паола в отчаянии скребла ногтями постель и уснула на мокрой от слез подушке.

Утром Армандо увидел круги под ее глазами, но заметил и то, что она оживилась и повеселела.

– Я хочу взять на воспитание девочку из обители Святой Клары, – заявила девушка и рассказала про Эвиту.

В углах губ Армандо собрались жесткие складки, глаза запали еще больше, и огонь в них сделался приглушенным, усталым.

Паола не знала, утратил ли он свою силу, но в этот миг ей почудилось, что она никогда не имела своей. Она всегда была сухим тростником, с которым играл ветер.

– Надеюсь, теперь ты можешь меня понять? Ты ищешь замену, лекарство от отчаяния, от одиночества. Хочешь спасти свое сердце. В свое время я сделал то же самое и все же хочу спросить: зачем тебе этот ребенок?

– Я не стану объяснять зачем. Если вы против, я уйду из этого дома, поселюсь в Лавапьес, стану работать и жить вместе с Эвитой, – резко произнесла девушка.

– Я уже говорил, что тебе нет необходимости работать: у нас есть деньги. Если ты настаиваешь, Паола, я не стану спорить. Я сделаю все для того, чтобы облегчить твои муки.

В обители Паоле пришлось выдержать серьезный разговор с сестрой, отвечавшей за воспитание младших девочек.

– Вы хотите сделать из нее игрушку, маленькую служанку? А когда она вам надоест, вновь привезете ее к нам?

– В моем случае это исключено. Я расскажу вам свою историю.

Выслушав Паолу, монахиня заявила:

– Понимаю, при том положении, которое занимает ваш… дядя, настоятельница наверняка пойдет вам навстречу, и все-таки не могу не сказать, что наилучшим выходом для вас было бы родить собственного ребенка. Вы не сможете заменить Эвите мать: для этого вы слишком молоды.

– Я стану относиться к ней как к младшей сестре, – пообещала Паола и добавила: – Своего ребенка я никогда не рожу, потому что больше не собираюсь замуж.

Она навещала Эвиту в течение многих дней и все больше укреплялась в мысли, что хочет взять ее к себе. Они подолгу беседовали в монастырском саду, и однажды девочка сказала:

– Я не всегда верю тому, что мне здесь говорят. Я сама умею беседовать с Господом, потихоньку, по ночам, когда все спят. Я задаю ему вопросы, и он мне отвечает. Я спрашивала Бога о моей маме и о твоем муже. Моей маме хорошо в Небесной стране, она счастлива.

– А мой муж? – прошептала Паола.

– Его там нет, он еще здесь.

– Да, – сказала девушка, – он рядом с нами, он везде и нигде. Потому что он – ветер.

Армандо помог устранить возникшие сложности, и через месяц взволнованная, сияющая от радости и немного испуганная Паола привела Эвиту в свой дом. Девушка напрасно боялась: жилище, которое всего лишь день назад напоминало покинутую обитателями пустую, высохшую ракушку, наполнилось светом и жизнью.

Поначалу Эвита вела себя настороженно, хотя ей сразу понравилось все: и ржавая решетка, и сумрачная прохлада комнат, и запущенный сад. Паола пообещала, что они вместе возродят его и посадят новые цветы.

Девушка показала Эвите Мадрид, это чрево нищеты и роскоши, где одни дрожали от страха при виде тени на стене, а другие впадали в восторг от великолепия новой столицы и думали, что в этом городе для них нет ничего невозможного. Мадрид, в котором многие считали, будто им стоит поднять воротник плаща, надвинуть на глаза шляпу, взять в руки шпагу, и они сумеют дать отпор любой опасности. Сердце государства, которым правили король и инквизиция, и где, как шутил Мануэль, было два праздных сословия: дворяне и нищие.

Она купила девочке новую одежду и ради нее сняла вдовье платье, в которое облачилась два года назад.

Паола вернулась к давней привычке читать вслух по вечерам, а потом обсуждать прочитанное, что они и делали в кабинете Армандо, пока однажды Эвита не спросила:

– Почему мы живем в одном доме с дьяволом?

Инквизитор услышал ее слова и в тот же вечер, оставшись наедине с Паолой, сказал:

– Мне чудится, будто вокруг меня бушуют и сталкиваются волны и есть лишь крохотная полоска земли, на которую я еще могу ступить. Я больше не хочу оставаться в Святой палате, у меня все чаще болит сердце, и мне трудно дышать. Я принял решение уехать из Мадрида и поселиться там, где ничто не будет напоминать мне о прошлом. Моих сбережений вполне хватит на покупку скромного дома, где я смогу провести оставшиеся годы. Я прошу тебя поехать со мной. И ты, и я привыкли к монашеской простоте. Думаю, этой девочке-полукровке она тоже придется по вкусу.

– А как же дневник? – вырвалось у Паолы. – Вы возьмете его с собой?

Армандо встал, пошатнулся и сел снова. Его рот искривился, лицо побледнело, а глаза сделались колючими. Он медленно стянул с шеи ключ, не глядя, открыл ящик, взял тетрадь и сжал в кулаке.