Лора Бекитт - Исповедь послушницы (сборник)

Думала ли она о мужчине? Катарина вряд ли смогла бы ответить на этот вопрос. В монастыре не было мужчин, разве что настоятель мужского монастыря раз в неделю служил мессу, исповедовал и причащал, но это было устроено так, что ни монахини, ни послушницы его не видели.

Катарина много лет не знала иной жизни, кроме монастырской, не видела других людей, потому грезила о человеке, защитнике и друге из окружавшего ее мира, хотя и не представляла, кто бы это мог быть.

Девушка так замечталась, что не сразу услышала, как ее окликает одна из сестер. Когда Катарина спустилась вниз, ей сообщили, что ее вызывает к себе настоятельница.

Поправив одежду, она прошла по крытой каменной галерее в приемную аббатисы. Настоятельница сидела в большом деревянном кресле. Ее лицо и взгляд казались неподвижными, лишь пальцы размеренно перебирали четки, отчего девушке чудилось, будто руки аббатисы живут и действуют сами по себе.

Катарине исполнилось шестнадцать лет, она выглядела взрослой девушкой, и в ее больших светлых глазах было куда больше любопытства и острого интереса к жизни, чем смирения и покорности, что не нравилось настоятельнице.

Катарина низко поклонилась, а затем, вытянувшись, как струна, замерла в ожидании.

Настоятельница несколько мгновений разглядывала ее, потом неожиданно спросила:

– Довольна ли ты жизнью в обители, дочь моя?

Девушка удивилась. Когда человек выполняет свой долг или данную свыше волю, никто не спрашивает его, доволен ли он.

Разумеется, ответ мог быть только один:

– Да, матушка.

Настоятельница кивнула.

– Тем не менее вскоре тебе придется покинуть обитель. Недавно приезжал твой отец и разговаривал со мной. Он считает, что твое обучение и воспитание закончены, и хочет забрать тебя отсюда. Он нашел для тебя жениха – ты выйдешь замуж, а поскольку жизнь в миру трудна и полна искушений, надеюсь, тебе пригодятся уроки терпения и послушания, полученные в монастыре.

Катарина онемела. Как ни странно, она не испытывала радости. Ее посетило неожиданное чувство: как будто она спокойно спала под теплым покрывалом, а теперь ее хотят вытащить на холодный воздух.

– Замуж?! За кого? – произнесла она первое, что пришло на ум.

– Разумеется, за достойного человека. Я не знаю его имени, да это и не имеет значения, потому что твой отец уже сделал выбор. Полагаю, он скоро появится снова, чтобы увидеться с тобой, и, возможно, твой жених тоже придет.

Настоятельница смотрела так, что становилось понятно: она считает разговор оконченным. Между тем у Катарины оставалось еще много вопросов, но она не знала, кому их задать.

«Вот оно, то, чего я ждала столько лет! – думала девушка. – Однако почему я испытываю только смятение, испуг, а еще – невольный протест против решения отца?»

У аббата Ринкона были умное лицо и проницательный взгляд. То был аскет, привыкший повелевать. Он обладал прекрасной выдержкой и знал себе цену.

Своего духовного сына аббат Ринкон, не церемонясь, называл просто по имени.

– Садитесь, Рамон. Вы наверняка догадываетесь, зачем я вас вызвал?

– Да, святой отец, – отвечал Рамон, продолжая стоять.

– Это хорошо. Садитесь, – повторил аббат, и тогда Рамон сел.

– Волею Господа вы имеете возможность и честь существовать в том удивительном мире, что расположен между мирской жизнью и Небом, в мире, который живет по своим собственным законам. Надеюсь, вы хорошо понимаете, что побуждать вас к делам должна слава Господа, а не собственная выгода?

Рамон серьезно кивнул.

– Всегда ли вы доверяете зародившимся в вас желаниям?

– Конечно нет.

– И как вы проверяете их искренность и правильность?

– Я спрашиваю себя, не нарушил ли я порядок, заповеди, устав, – даже в своем сердце.

– И все-таки наша жизнь не обходится как без внешних страданий, так и без внутренней борьбы, ведь так?

– Да.

– Вы готовы к ним?

– Я готов ко всему, что даст мне Господь.

Аббат Ринкон чуть заметно усмехнулся. Его черные глаза загадочно блеснули, тогда как худое смуглое лицо оставалось неподвижным и твердым.

– Я получил весть о вашем новом назначении и хочу поговорить с вами об этом.

Рамон сидел очень прямо и смотрел в глаза аббата. Сейчас он как никогда прежде верил в свое будущее.

– Я знаю, вы безупречны, Рамон, – продолжал аббат Ринкон, неспешно перебирая бумаги. – И все же я предпочел бы видеть на этом месте человека, духовный облик которого был бы вылеплен страданиями, искушениями и пониманием жизни. Но вашу кандидатуру утвердила сама Святая служба! К сожалению, слишком многие священники желают обосноваться в Мадриде или других городах Испании… Вы знаете французский, Рамон? Это пригодится вам, хотя придется выучить еще один язык. Вас направляют в Голландию, в Амстердам, в одну из тамошних обителей Святого Бенедикта. Вы станете приором аббата Опандо.

Рамон опустил веки. Сделаться приором – заместителем аббата – в двадцать шесть лет! Он был так потрясен и взволнован, что с трудом заставил себя выслушать все остальное.

– Вас отправляют туда, где всякого рода еретики множатся час от часу. Святая служба надеется на вас!

Аббат Ринкон произнес это с долей иронии, после чего Рамон не сдержался и промолвил:

– Простите, святой отец, вы сомневаетесь в моей душевной стойкости?

– О нет! Однако вы едете в страну, где нередки физические расправы с католиками, потому это не только большая честь, но и великое испытание. В том числе для веры. Возможно, вам придется усомниться в праведности вашей миссии.

У Рамона вырвалось:

– Этого не может быть!

– Жизнь каждого человека состоит из прегрешений, – спокойно произнес аббат Ринкон. – Вера помогает их преодолеть, и каждое преодоление есть ступенька на пути в Небо. Даже среди нас очень мало истинных праведников. Зачастую и наша вера ищет поддержки в разуме.

Вера Рамона искала поддержки в разуме всегда, потому он промолчал.

– Я напишу письмо аббату Опандо. Перед отъездом вам придется уладить кое-какие формальности. Я постараюсь узнать, как вам лучше добраться до места. – Аббат Ринкон сделал паузу, потом сказал: – Наверное, после Испании в Амстердаме покажется холодно: не забудьте взять с собой теплые вещи.

Уединившись в своей келье, Рамон опустился на узкую деревянную кровать без полога, перед которой лежал соломенный коврик, и какое-то время неподвижно сидел, сложив руки на коленях. Колченогий стул, уродливый сундук, старый стол, на котором стояли чернильница, железный подсвечник, глиняная кружка с водой и стопка сложенных в образцовом порядке бумаг и книг, – вот и вся обстановка.

Отец Рамон понимал, что не радуется своему новому назначению и предстоящей поездке. И дело было вовсе не в том, что ему не хотелось покидать Мадрид. Он не воспринял всерьез заявление аббата Ринкона, будто в Голландии еретики учиняют расправы над католиками. Инквизиция существует везде, и Рамон ни разу не встречал еретика, который спокойно жил бы на свете, не говоря о том, чтобы безнаказанно посягать на жизнь католического священнослужителя!