Симона Вилар - Коронатор

– Это еще что за девка? – услышала она прямо над головой.

Голос был грубый, надменный, он принадлежал крупному, коренастому мужчине с круглым лицом и коротко обрезанной бородой.

– А ты-то сам кто таков?

Она спросила властно, как знатная госпожа, и сама удивилась своему тону.

Мужчина растерялся, а солдаты вокруг засмеялись.

Анна наконец опомнилась и встала, оправляя серое холщовое платье, которое дала ей старая Мэдж и которое было ей явно коротко. Да, выглядит она сейчас неважно, и следовало бы попридержать язык.

Воин перевел дух.

– Я Освальд Брук, капитан ратников барона Майсгрейва. А ты… Кто она, Оливер?

– Она… Она…

Юноша потерялся под множеством устремленных на него взглядов и внезапно выпалил одним духом:

– Это супруга сэра Филипа.

Воцарилась тишина. Даже Анна лишилась на мгновение дара речи. Но вдруг глаза ее засияли, она выпрямилась. Супруга сэра Филипа? О чем ей еще мечтать? Пусть это и ложь, но она хоть на время получила возможность почувствовать себя леди Майсгрейв.

Капитан Брук медленно повернулся к Оливеру и постучал себе пальцем по лбу.

– Пойди проспись, сынок!

– Вы сомневаетесь в этом?

Анна не ожидала от себя подобной дерзости. Даже Оливер глядел на нее с изумлением.

– Мы обвенчались в Брюгге, где Филип Майсгрейв находился в свите короля Эдуарда. Оливер Симел присутствовал при этом.

Капитан Брук вдруг с силой взял Анну за подбородок и повернул ее лицо к свету.

– Конечно, девка ты не простая, как я подумал было сначала, в тебе чувствуется кровь. Однако старый Освальд еще не настолько ошалел, чтобы поверить, будто сэр Филип станет скрывать от нейуортцев, что скоро приведет в Гнездо Орла хозяйку.

Анна с силой ударила его по руке.

– Когда-нибудь вы пожалеете о том, что так обращались со мной!

В голосе ее звенели слезы. Ей было нестерпимо стыдно. Сейчас все откроется. Но ведь не сама же она придумала все. Это Оливер. И теперь он молчит.

Она сердито сквозь слезы взглянула на юношу. Оливер стянул с головы капюшон, его отросшие белые волосы упали на глаза. Он откинул их резким движением и негромко проговорил:

– Сэр Майсгрейв держал свой брак в секрете, ибо леди Анна из семьи, поддерживающей Алую Розу.

Анна перевела дыхание. Но Освальд Брук тут же нашелся:

– Из какого же она рода, Нол? Надеюсь, теперь ты можешь нам сказать?

Глаза Оливера заметались, но он снова выпалил:

– Из рода Селден!

Так звали людей, которые долгие месяцы выхаживали его в замке Эрингтон. Они были ланкастерцами, и это имя первым пришло ему в голову.

– Селден? – недоверчиво переспросил капитан Брук. Но кто-то из ратников Майсгрейва тут же подтвердил:

– Точно. Селдены стояли за Алую Розу. Вчера в Барнете казнили одного из них.

Вчера! Анна была так поглощена тем, что происходило с ней и Филипом, что позабыла обо всем.

Наверное, лицо ее исказилось болью, потому что солдаты вдруг притихли, и кто-то ткнул в бок говорившего о казни Саймона Селдена.

Капитан Брук шагнул вперед и взял Анну за руку.

– Простите меня, леди. И да будет милостив Господь к душе сэра Филипа.

Это была беспокойная ночь. Анна вдруг оказалась окруженной целой толпой желающих узнать о здоровье их господина, о том, как и чем его лечат. Она ничего не говорила им о вмешательстве Старой Мэдж, просто сказала, что теперь у нее появилась надежда и с Божьей помощью барон выздоровеет.

– Дай-то Бог! А силы у него есть – ему и не такое выпадало на веку.

Они все разом пускались в воспоминания, из которых следовало, что своего господина они хорошо знали и, по-видимому, любили. Но ратники так шумели, что Анна испугалась, как Филип бы не проснулся, и выпроводила всех за дверь. Последним шел Оливер, и она шепнула ему:

– Как ты мог привести их сюда?!

– Да парни просто с ума сходили без хозяина.

– Ты мог выдать меня! Что если бы они меня узнали?

– Нейуортцы в глаза не видали принцессу Уэльскую.

Они переговаривались в дверях, пока толпа на улице не стала требовать выйти леди Майсгрейв. Они были простодушны и никак не могли опомниться от появления новой супруги барона. Несмотря на ее протесты, Анну вывели из хижины и усадили у пылающего костра, на брошенное на землю седло. Кто-то принес мешок с едой, и Анне достались кусок копченой оленины и луковица. Простая солдатская пища. Она так и задремала с луковицей в руках и не противилась, когда кто-то поднял ее, отнес в дом и осторожно уложил подле Филипа. На короткое время она могла считать это место по праву своим.

Однако когда на другой день она, напоив Филипа бульоном, поведала ему о вчерашнем происшествии, он промолчал, и Анна забеспокоилась.

– Ты осуждаешь меня?

– Я не привык лгать своим людям.

Анна отставила плошку с бульоном. Руки ее дрожали.

– Ты забываешь, что это не моя затея. Да и что мог еще сказать Оливер? Выбора не было. Когда они прискакали, я спала рядом с тобой. Я могла быть либо шлюхой, либо супругой.

Филип попытался улыбнуться, но улыбка тут же сменилась болезненной гримасой. Испуганная Анна перевела разговор на другое.

Филипа мучили боли, и Анна давала ему маковый отвар, чтобы он больше спал. Он был еще очень слаб, настолько слаб, что она не решалась сказать ему о своей беременности. В их отношениях по-прежнему была теплота, и солдаты Майсгрейва волей-неволей перестали сомневаться в том, что она их новая госпожа, но взгляд Филипа порой пугал ее. В нем были и сострадание, и глухая тоска. «Он считает, что вскоре им предстоит снова расстаться! Всему виной это несчастный брак с Ланкастером. О Эд Ланкастер! Верный сын, во всем повинующийся своей матери, для которой теперь, когда нет больше Делателя Королей, я не представляю ни малейшего интереса… Она только облегченно вздохнет, если Анна Невиль тихо исчезнет, а она сможет подобрать для Эда куда более подходящую партию».

Но Анна не в силах переубедить Филипа. Для него их отношения – тяжкий грех, мучительно-сладкий, упоительный, но грех. А иначе и быть не могло. Она была ее высочеством принцессой Уэльской и теперь сознавала, что на его решение ничто не сможет повлиять, даже если она объявит о своей беременности.

Спустя несколько дней, когда Филип уже мог приподняться, облокотясь о высокое изголовье, Анна сняла с его головы повязку. Рана на голове почти затянулась, хотя боль от стрелы еще мучила. Анна слышала, как при дыхании что-то словно скрежещет в его груди. Но когда она склонилась над Филипом, чтобы расчесать ему волосы, он приподнял руку и осторожно провел по ее груди.

Анна шлепнула его по пальцам.

– Вы, сэр, однако, малый не промах.

Но у нее часто забилось сердце и по телу разлилось тепло.

– Ты действительно выздоравливаешь, Филип!