Симона Вилар - Коронатор

Она встала и прошлась по комнате. Вайки, приоткрыв один глаз, проследил за хозяйкой и снова уснул, забавно перевернувшись на спину и подняв одну лапку. Анна приотворила окно. Воздух на улице был теплым и душистым. Пахло нежной весенней зеленью, цветами из архиепископского сада, влажной землей. Уже давно отзвонили к полунощной, было тихо и покойно. За окном кардинала мерцал слабый свет. Какое-то время принцесса смотрела на пламя свечи за частым переплетом. Какие мысли теснятся в голове преподобного Томаса Буршье после известия о возвращении того, кто выхлопотал для него кардинальскую мантию?

Где-то неподалеку затянул свою песню сверчок. Анна вздохнула и уже собралась было прикрыть окно, когда какое-то едва заметное движение внизу привлекло ее внимание. Мрак двора оставался непроницаемым, и даже слабые блики, падавшие на каменные плиты из покоев архиепископа, не рассеивали тьму. Тем не менее, Анна готова была поклясться, что возле одной из каменных химер, украшавших крыльцо, смутно виднеется алое платье Бланш. Замерев, принцесса попыталась разглядеть происходящее получше. Где-то скрипнула дверь. Анна забеспокоилась, потом начала злиться. Ну уж нет, сейчас она призовет эту вертихвостку и все у нее выпытает! Она уже хотела окликнуть Бланш, когда в полосе света различила священника, торопливо пересекавшего двор. В полнейшей тишине слышалось шарканье его сандалий по плитам двора. Священник был в черной рясе с накинутым на голову островерхим капюшоном, но что-то в его крупной фигуре показалось ей знакомым. Через мгновение она уже не колебалась. Это был Джон Мортон.

Черная ряса капеллана почти растворилась в тени каменной химеры, однако легкий, едва уловимый шепот, больше похожий на шелест листвы, принцесса все же различила. Это продолжалось довольно долго. Анна до боли вглядывалась в сумрак, пока не заметила, что Мортон так же торопливо пересек двор и исчез в галерее под епископским окном. Однако ей не удалось заметить, куда подевалась Бланш Уэд. Под конец она даже решила, что алое платье ей померещилось. Как бы то ни было, Анна решила на другой же день обо всем расспросить Джона Мортона.

Однако утро принесло разочарование. Оказывается, капеллан герцога Кларенса отбыл в Лондон еще затемно, едва отворили городские ворота.

Тогда она велела позвать Бланш. Фрейлина явилась не сразу. Было заметно, что она одевалась второпях – шнуровка на рукавах была затянута кое-как, пряди волос выбивались из-под эннена.

Анна сидела в кресле, а Сьюзен Баттерфилд прибирала ее волосы. Заметив в зеркале вошедшую фрейлину, принцесса небрежно проговорила:

– Вы, как я замечаю, сегодня проспали, милочка. Еще бы, после того как вы полночи прошептались с капелланом герцога Кларенса!

Дыхание запыхавшейся Бланш остановилось. Даже в голубоватой мути зеркала Анна видела, как щеки девушки покрылись мучнистой бледностью. Сьюзен Баттерфилд, сообразив, что Анна гневается на свою любимицу, замерла, со злорадной улыбкой наблюдая за происходящим.

Внезапно Бланш кинулась принцессе в ноги.

– Пощадите, милостивая госпожа! Я знаю, что любезничать с духовными особами величайший из грехов, но ведь большего пройдохи и бабника, чем этот Мортон не найти во всей Англии! И он так щедр! Смотрите, какую прелестную вещицу он преподнес мне всего за несколько поцелуев.

Она показала Анне золоченый перстенек с вырезанными цветами.

– Я знаю, что это грешно, – тараторила Бланш, не давая Анне опомниться, – и я могу погубить свою душу… Но он такой красивый мужчина и мне лестно его внимание. Ах, миледи! Простите меня! Клянусь Пречистой Девой, это больше никогда не повторится!

Анна с легким изумлением смотрела на Бланш. Она видела, что та напугана, но причина ее испуга оказалась вовсе не той, что она ожидала.

– Стыд и срам! – возмутилась леди Баттерфилд. – Вертеть подолом перед латниками и джентри – это еще куда ни шло. Но впасть в блуд с особой духовного сана!.. Господи Иисусе, слыханное ли дело!..

Бланш бросила разъяренный взгляд на придворную даму.

– Таких старых дев, как вы, всегда бесит, когда более молодым и красивым уделяют внимание мужчины. И чем больше у них седых волос и морщин, тем хуже они помнят, на какие уловки пускались, когда мечтали подцепить кавалера!

Сьюзен Баттерфилд задохнулась от гнева, но уже в следующий миг, забыв обо всем, кинулась на фрейлину.

– Потаскуха! Грязная тварь!

Она сорвала с Бланш эннен и, вцепившись ей в волосы, опрокинула на пол. Но и Бланш не осталась в долгу. Она рванула Сьюзен за юбки так, что те затрещали и чопорная дама повалилась рядом с ней, а уже через миг они, визжа и бранясь, как торговки в порту, катались по ковру, тузя друг друга.

Анна поначалу опешила, а затем попыталась остановить их. Но не тут-то было. Даже подоспевшие ей на помощь служанки не могли разнять сцепившихся фурий, пока прибежавшие на шум лакеи не растащили их по углам. Но и тогда они вырывались и поливали друг друга отборной площадной бранью.

И тут принцесса расхохоталась, а за ней принялись смеяться и горничные, и лакеи, и клирики, и вся сбежавшаяся прислуга. Леди Сьюзен и Бланш, растрепанные, в изодранной одежде, пристыженные, среди всеобщего веселья продолжали метать друг на друга пылающие взгляды.

Первой опомнилась Анна.

– Довольно, – сказала она, подняв руку. Ей было уже не до смеха. Что подумают в Кентербери о дворе принцессы Уэльской, если станет известно об этом происшествии? Она сердито приказала леди Сьюзен отправиться в один из ближайших монастырей, чтобы покаяться и понести кару за свою несдержанность и злой язык. Бланш Уэд была препровождена под стражей в Форвич замаливать грехи. Впрочем, и без того стоило удалить от себя фрейлину, в преданности которой возникли сомнения.

После завтрака Анна решила проведать короля. Однако то, что она увидела, лишь еще больше расстроило ее. Генрих Ланкастер по-прежнему не понимал, что происходит вокруг него. Он сидел, тупо уставившись в одну точку, его приходилось кормить с ложки, переносить с кресла на кровать и обратно, переодевать. Король больше походил на труп, чем на человека.

– Сколько это может продолжаться? – спросила принцесса у камердинера.

Лорд Лэтимер выглядел утомленным и подавленным.

– Дай Бог, чтобы это не затянулось. Однако надеюсь, что недели через две он начнет различать слова и тогда станет послушен, как дитя.

– Две недели! Вы шутите, милорд! Никто не поверит в столь затянувшийся обет короля, особенно сейчас, когда в Англии снова Йорки. Нам все равно придется возвратиться в Лондон, и боюсь, что герцог Кларенс постарается сделать все, чтобы весть о безумии Генриха Ланкастера распространилась повсюду.