Джуд Деверо - Укрощение

— Скажи, Джойс, я хорошенькая? То есть достаточно красива, чтобы мужчине понравилась именно я, а не все это? — Она широким жестом обвела шелковые занавеси, шпалеры на стене, кувшин из позолоченного серебра, мебель резного дуба.

— О да, миледи, — не задумываясь кивнула Джойс. — Вы настоящая красавица. Ни один мужчина не устоит перед вами. Ваши волосы…

Лайана повелительно вытянула руку, пытаясь остановить женщину.

— Пойдем лучше на кухню, посмотрим, из-за чего началась ссора, — тяжело вздохнула она.

— Шесть месяцев! — вопила Хелен в лицо мужа. — Шесть месяцев твоя милая доченька отвергает одного поклонника за другим. Видите ли, никто ей не подходит. Ну так вот, если через месяц она не уберется, я заберу своих детей, включая итого, которого сейчас ношу, и никогда не вернусь.

Гилберт с тоской глянул в окно и проклял Бога, наславшего две недели мерзкой погоды и создавшего женщин.

Отвернувшись, он уныло наблюдал, как две служанки усаживают Хелен на стул. Судя по жалобам, можно подумать, ни одна женщина до нее не беременела… но больше всего его поражало нетерпение, с которым он дожидался сына. Хоть слова Хелен и действовали на нервы, он предпочитал исполнять все ее желания, по крайней мере пока сын благополучно не появится на свет.

— Я поговорю с ней, — устало бросил Гилберт, с замирающим сердцем предвкушая очередную ужасную встречу с дочерью. Но теперь он твердо понимал, что одна из них должна уйти, и, поскольку Хелен оказалась способной производить на свет сыновей, значит, Лайане придется смириться.

Слуга нашел Лайану, и Гилберт отправился в одну из комнат рядом с соларом. Он надеялся, что дождь скоро кончится и можно будет снова отправиться на охоту, а не заниматься надоевшей до смерти распрей между женщинами.

— Что угодно, отец? — спросила Лайана с порога.

Гилберт неловко замялся. Господи, как она похожа на мать. Ни за что на свете не хотел бы он оскорбить ее.

— Много искателей твоей руки навестили нас за то время, что твоя мать…

— Мачеха! — отрезала Лайана. — С тех пор как мачеха возвестила всему миру, что меня выставили на продажу, что я — течная сука и нуждаюсь в резвом кобеле. Да, многие приходили взглянуть на наших лошадей, наше золото, нашу землю ну и… в довершение всего на некрасивую дочь Невилла.

Гилберт тяжело уселся на стул, моля Бога, чтобы тот поразил громом всех женщин и оставил лишь самочек соколов для продолжения породы. Лично он уничтожил бы даже кобыл и сук.

— Лайана, — устало начал он, — ты так же хороша собой, как твоя мать, и я не раз слышал, как мужчины восхваляли твою красоту. Если дело происходит за ужином, я вечно остаюсь голодным, слушая их речи. Кто знает, может, завтра мне придется поставить стол в конюшне, где никто не помешает спокойно поесть. По крайней мере кони не станут петь дифирамбы белизне твоей кожи, сиянию глаз и золоту волос.

Но шутка не удалась. Лайана лишь плотнее сжала губы.

— Значит, мне следует выбрать одного из этих лжецов? И жить в хижине, как кузина Маргарет, пока муж бросает на ветер мое приданое?

— Мужчина, за которого вышла Маргарет, был глупцом, и даже я это видел. Он пропустил соколиную охоту, чтобы поухаживать за чужой женой.

— Значит, мне следует выйти за любителя соколиной охоты? Это наилучшее решение? Может, стоит устроить турнир с соколами, и хозяин того, кто принесет больше добычи, получит меня в качестве приза? По-моему, вполне разумное решение.

Гилберту неожиданно понравилась идея, но он предпочел мудро промолчать.

— А теперь, Лайана, послушай: лично мне пришлись по душе кое-какие из твоих поклонников. Как насчет Уильяма Ай? По-моему, симпатичный паренек.

— Да, и все мои служанки того же мнения. Отец, этот человек глуп безмерно. Я пыталась говорить с ним о породах лошадей в его конюшнях, а он понятия не имел, что это такое.

Гилберт даже растерялся. Мужчина должен знать о своих лошадях каждую мелочь!

— Как насчет сэра Роберта Фицуоррена? Он вроде бы довольно умен.

— Это он сам так считает. Кроме того, он утверждает, что силен, отважен и бесстрашен. Судя по его словам, он побеждал во всех турнирах, в которых участвовал.

— А вот я слышал, что в прошлом году его четыре раза выбили из седла, и… о, я понимаю, о чем ты. Хвастуны бывают крайне надоедливы, — кивнул Гилберт, но тут же радостно встрепенулся: — Как насчет Стивена, сына лорда Уитингтона? Вот это жених для тебя. Красив. Богат. Здоров. Да и неглуп тоже. И парень умеет управляться с лошадьми и соколами. Полагаю, что он и о женщинах знает кое-что. Я даже видел, как он читал тебе, сидя у камина, — улыбнулся Гилберт.

По его мнению, чтение было абсолютно ненужным знанием для мужчины, зря обременявшим мозги.

Лайана вспомнила русые волосы и смеющиеся голубые глаза лорда Стивена, его игру на лютне, легкость, с которой он укрощал непокорную лошадь, выразительное чтение Платона. Он был вежлив и мил со всеми, даже со слугами, и в доме его обожали. Он не только твердил Лайане, что та прелестна, но как-то вечером в темном коридоре схватил ее в объятия и целовал, пока она не задохнулась, после чего прошептал:

— Я бы хотел уложить тебя в свою постель.

Лорд Стивен был идеален. Безупречен. И все же… Может… что-то в его взгляде, когда он осматривал золотые кубки, выстроившиеся на каминной полке в соларе, или блеск в глазах при виде бриллиантового ожерелья леди Хелен? Поэтому она никак не могла довериться Стивену, но не умела связно объяснить, в чем дело. Собственно, ничего такого особенного в том, что он обращает внимание на богатство Невиллов, но хотелось бы сознавать, что самое большое желание он испытывает именно к ней, а не к окружавшей его роскоши.

— Итак? — не выдержал Гилберт. — И со Стивеном что-то не так?

— Да нет… — пожала плечами Лайана. — Он…

— Прекрасно, значит, договорились. Я скажу Хелен. Пусть начинает готовиться к свадьбе. Вот уж она обрадуется!

С этими словами Гилберт оставил Лайану одну, и она в задумчивости уселась на кровать. Отяжелевшее тело словно налилось свинцом. Все кончено. Ей придется выйти за лорда Стивена Уитингтона. Провести остаток жизни с совершенно незнакомым человеком, который получит над ней неограниченную власть. Получит полное законное право избивать ее, заключить в подземелье, оставить без гроша.

— Миледи, — объявила Джойс с порога, — управитель просит его принять.

Лайана слепо уставилась на нее. В этот момент она ничего не видела.

— Миледи?

— Вели оседлать мою лошадь, — бросила Лайана. К черту управителя. Ей просто необходимо хорошенько размяться. Может, прогулка поможет забыть ожидающее ее блеклое будущее.

Роган, глава того, что осталось от семьи Перегринов, присел на корточки и всмотрелся в горизонт. В задумчивых темных глазах плескался страх. Он скорее предпочел бы идти в бой, чем пережить то, что ему предстояло испытать.