Кейт Куинн - Хозяйка Рима

Я скрылась в соседнем доме, где жила моя подруга Хадасса. Там я увидела то же самое. Все как один заколоты. Так было в каждом доме в Масаде. Поэтому когда на следующий день римляне ворвались в крепость, она нашли там лишь мертвых евреев и шестилетнюю девочку. Она сидела в комнате, полной мертвых тел, ожидая, когда проснутся ее родители и сестра.

— Ты… осталась одна?

— В живых осталось лишь несколько человек. Я точно не помню.

У Ария перехватило горло.

— Почему? — хрипло спросил он.

— Лучше быть мертвым, чем живым. Мертвым не нужно ждать, когда римляне изрубят их мечами. Лучше оставить врагам тысячу мертвых тел, чем тысячу пленных мятежников, которых в цепях прогонят перед глазами их императора. Лучше быть мертвецом, чем рабом. Поэтому они и решили, придя домой, собственноручно лишить себя жизни.

— Но ты…

— Меня купил торговец-грек. Это он дал мне имя Тея, научил читать и писать. Он был добр ко мне. Большинство моих хозяев были добрыми людьми. Мне жилось у них неплохо, — произнесла она ровным тоном.

— А кровь? — спросил он, покосившись на ее голубую чашу.

— У моего народа есть пословица. «Око за око, зуб за зуб». И кровь за кровь. Я должна была погибнуть вместе со всеми остальными. Мне нужно было, подобно моей сестре, проявить мужество и пасть от удара ножа, но я трусливо убежала. С тех пор я плачу кровью мой долг перед погибшими. Вина у тебя не осталось?

— Нет.

— Жаль. — Тея выпрямилась, опираясь о стену, и, подобно жрице, совершающей обряд жертвоприношения, взяла чашу в руки и вышла за порог. Арий на подгибающихся ногах последовал за ней. Возле куста камелии девушка опустилась на колени и вылила содержимое чаши на землю. Арий неуклюже стоял рядом, расставив пошире ноги, чтобы сохранить равновесие.

— Ну вот! — Она поднялась с земли. Увы, лишком быстро. Тотчас дало о себе знать головокружение, и она пошатнулась. Впрочем, Арий не дал ей упасть, вовремя схватив за плечо. В полумраке он разглядел, что девушка высокого роста, — ее макушка находилась на уровне его глаз. Своей угловатой фигурой она напоминала олененка. Плечо под его пальцами было костлявое.

— Удачи тебе в завтрашнем бою! — улыбнулась она. — Я приду посмотреть.

Зрачки ее глаз были расширены, отчего сами глаза казались черными. Он видел их раньше, такие глаза. Точно такой же дерзкий, отчаянный взгляд был у той амазонки, которую он прикончил на арене Колизея. При этой мысли он ощутил покалывание в затылке.

Осторожнее!

— Спокойной ночи, — не слишком вежливо произнес он и зашагал прочь.

На следующий день, такой солнечный и ослепительно-яркий, что с трудом верилось в то, что произошло накануне вечером, Арий на моих глазах убил Беллерафона.

Отвратительное, жестокое и незабываемое зрелище. Он спокойно вышел на арену. Рядом с самонадеянным щеголем Беллерафоном, он даже как будто сделался меньше ростом. Что, однако не помешало ему с такой яростью наброситься на противника, что у меня от страха подогнулись колени. Уже первым ударом он раскроил противнику плечо. Высокомерная улыбка мгновенно слетела с лица Беллерафона. Теперь он бился с соперником уже всерьез, но, увы, этого оказалось недостаточно. Меч Ария отрубил верхнюю половину его щита, полоснул ему по ребрам, отсек половину пальцев на левой руке. Беллерафон постепенно утратил свою знаменитую грацию танцора. Было заметно, что он пытается сохранить остатки мужества, но даже этого было недостаточно. Беллерафон дрогнул, превратился в кровавое месиво, изрубленное разящей сталью, и через считаные мгновения испустил дух, пронзенный насквозь мечом Ария.

Весь Колизей с ревом вскочил со своих мест. Зрители восторженно топали ногами, так же, как и неделю назад, когда ликовали по поводу победы Беллерафона. Они вопили во все горло, срывали с пальцев золотые кольца, дождем осыпали серебряными монетами одинокую фигуру, застывшую на белом песке арены. Мужчины утирали с глаз слезы, уверенные в том, что перед ними сам бог войны, сошедший на землю, чтобы оказаться среди простых смертных. Женщины с рыданиями рвали на себе платья, обнажая грудь, и кричали, что будут любить его вечно.

Восседавший в своей ложе император одобрительно кивнул. Арий швырнул меч на песок, и трибуны вновь огласились криками любви, и обожания.

И все же он был несчастен. Несчастен, несмотря на лавину обрушившейся на него славы. Впрочем, кто в это поверит?

Красота — это дар судьбы. Каждый раз, когда я смотрюсь в зеркало, я понимаю, что Фортуна благосклонна ко мне.

Я оделась с хорошо продуманной тщательностью. Сиреневый шелк выгодно оттенял мои черные волосы, кольца с аметистом на каждой руке подчеркивали изящество пальцев, ожерелье с аметистами удивительно гармонировало с длинной шеей. И всю эту красоту мне пришлось разрушить, скрыть от посторонних взглядов плащом из грубой коричневой шерсти и присутствием этой уродки Теи с ее лошадиным лицом и пустыми глазами.

— Я это не понесу, — сказала я, сморщив нос, когда она протянула мне корзинку.

— Девушки-рабыни всегда отправляются на рынок с корзиной в руках.

Я с отвращением взяла корзину и вновь посмотрелась в зеркало. По крайней мере, никто не узнает в рабыне прекрасную Лепиду Поллию, когда она тихонько прошмыгнет под своды школы гладиаторов.

— Иди позади меня, — прошипела я своей рабыне, когда та зашагала рядом со мной.

— Девушки-рабыни по пути на рынок никогда не ходят одна за другой, — бесстрастно пояснила Тея. — Они ходят только рядом, парами.

Эта неуклюжая черномазая уродина никогда не улыбалась мне, но я не могла избавиться от ощущения, что она втайне ухмыляется, насмехаясь надо мной. Я презрительно фыркнула и поспешила прочь от прекрасных мраморных вилл в направлении убогих домов на окраине Субуры, где располагались школы гладиаторов.

Даже теплый весенний день был бессилен сделать Марсову улицу краше.

Надушенный мальчишка-раб попытался заставить меня ждать в прихожей, но я жестом подозвала Тею, и та сунула ему мелкую монету, что позволило мне беспрепятственно пройти дальше. Никто не смеет задерживать Лепиду Поллию против ее желания. Меня провели в узкую комнату, где стоял стол, за которым сидел пухлый ланиста, которого я застала на середине фразы.

— …оскорбляешь тех, кто тебя обожает? Швыряешь кувшины вина в своих благородных поклонников, когда те просят у тебя на память локон волос? Или сбрасываешь пьяных молодых патрициев в Тибр, когда они желают помериться с тобой силами?

Арий сидел на скамье у стены с кувшином в руке, откинув голову назад и закрыв глаза, и отпивал маленькими глотками вино. У меня перехватило дыхание при виде его рук, грубых, загорелых, мускулистых, покрытых шрамами…