Людмила Сурская - Оборотень или Спасение в любви.

С Таней не зря случился такой порыв. На глазах всегда было благородство отца. Она любила и восхищалась им. Благотворительность была в семье в чести. Приданным жены распоряжался папа. Папа же вёл все дела семьи. На фабриках стоял отдельно стол, куда работники могли обратиться за помощью. Помогал отец также престарелым и откликался на всякого рода людские несчастья. Папа не сорил на всякое баловство деньгами и зачастую просители получали от ворот поворот, но давал на коммерческое отделение университета и имел большое количество своих стипендиатов. С удовольствием спонсировал создание музеев, лечебниц, школ, а также заботясь о душе отваливал на строительство храмов, церквей и богаделен. Тогда богатство растрачивалось многими на самые ничтожные выходки. Купцы и фабриканты скупая у разорившейся знати дома ставили возле них серебряные фонари, делали дворецкими обедневших генералов или кутили в Париже спуская прорву денег. А папа нет. Жил сам по возможности скрашивая жизнь другим. Вот и Таня, имея перед глазами пример отца, решила попробовать свои силы в этом направлении сейчас в поместье.

Митрич, вооружившись тележкой, собрался в лес за материалом для уроков своего деревянного творчества. Ребятишки, завидев такие его сборы, напросились в помощники к садовнику. Им страсть как нравилось ходить с ним в лес. Таня решив, что такой чудный день провести в лесной чаще не так уж и плохо, велев кухарке приготовить корзину с продуктами с собой, не отстала от весёлой компании тоже. Войдя в лес, едва не задохнулась от радости. Это первый раз в своей маленькой жизни Таня гуляла на просторе, как хотела и с кем хотела. Ох! Если б это было возможно, то она с удовольствием прожила бы несколько жизней, пять, десять. Одной, чтоб пожить как ей хочется точно мало. А хочется непременно быть всем сразу. Учить детей и их лечить. Рисовать картины и петь в опере. Или просто вот порхать то бабочкой, то птичкой, а что, это здорово! Она, как маленькая, не владея собой от восхищения, бегала, прыгала вместе с детворой, рвала цветы и даже сплела венок. Устав играть и дурачиться, все сгрудились возле Митрича. «Прогулка получилась занимательной», — думала она, посматривая на садовника и ребятишек, он рассказывал о дереве, выбирая пригодное сырьё для скульптуры. Замечая и собирая чудные корни, показывал детям, из чего, что получится. «Вот диковинный подсвечник, а это девушка с кувшином, этот точно страшилище, похоже на русалочку. Смотрите, рак, а это чудище усатое, полосатое»- Разбирал он, занятно рассказывая, находки с детьми. Таня с не меньшим интересом, чем ребятня слушала мастера, стараясь найти свой, на что-то похожий корень иль пень. Полдня пролетели, как минута. Наконец, находившись и уставши чрезвычайно, нашли уютное местечко, расстелили скатерть и, разложив еду, пообедали. Ребятишки давно посматривали на вкусно пахнущую корзину, но спросить барыню не осмеливались. Каждый из них кроме куска чёрного хлеба и кружки воды, ну ещё, если повезёт брюквы пареной или свеклы, ничего, никогда в будний день не пробовал. А тут пирожки, яички, компот — благодать. Таня, прикусив пирожок, поглядывала на работающую крепкими челюстями детвору. Сын кухарки рассказывал историю про хряка Борьку пробившегося из хозяйственного двора в барское пространство и гонявшегося по саду за управляющим. Все смеялись и пропустили момент, когда на поляну вышел доберман и, посмотрев мутными глазами на них, упал, как подкошенный под ноги Тани. Из раненой ноги и бока текла кровь. Присутствующие на поляне уставились на неё в оцепенении. Так и было минут пять. Таня, онемев, сидела неподвижно, а испуганные девочки, прорвав тишину, завизжали, бросившись врассыпную. Митрич, придя в себя, кряхтя, упав на колени перед собакой, принялся осматривать животное. Потом встал, пройдя под деревьями, сорвал листочки и, приложив к ранам, осмотрелся. Таня, поняв, что он ищет то, чем перевязать раны, загнув подол платья, оторвала оборку нижний юбки, одну, другую. Корни из тележки разобрали на руки, а собаку перенесли на тележку. Свернув скатерть, и скоренько собравшись, отправились назад, в поместье. Лёгкое, праздничное настроение пропало. Митрич хотел перенести собаку в конюшню, но Таня приказала нести в дом, в её комнату. Так легче за псом ухаживать. Иначе с его ранами и в таком плачевном состоянии псу легко попасть в могилу. Приехавший лекарь вынул пули из бедра и брюха, обработал простреленную насквозь ногу. Кухарка носила настои трав, которые заливали в, держащую Таней, открытую собачью пасть, а ещё она старательно делала примочки несчастному животному промывания и перевязки.

— Скорее всего, не выдюжит, — качал головой Митрич. — Дорогая собака. Жаль. Странное ранение. Может случайность, а может, отстреливали животинку.

Таня напрягла головку воспоминаниями.

— Мне, кажется, я видела эту собаку в парке, на своей последней прогулке в Москве…

Митрич не перечил.

— Всё может быть… Хотя где Москва и где мы… Ты б княжна аккуратнее, чужая псина, стрельба же опять странная, может, больна бешенством собачка.

Верить в такое совершенно не хотелось. К тому же Таня не была робка душонкой.

— Совсем не похоже на то, — засомневалась девушка, щупая сухой нос и прислушиваясь к тяжёлому дыханию.

Однако, почёсывая лохматый затылок, поживший на белом свете Митрич, не склонен был к радужным прогнозам.

— Всякое бывает…

Ругаться с Митричем в планы княжны не входило, но и отступать от своего она не собиралась. Потрогав сухой нос она сказала не обращаясь ни к кому. Просто так сказала:

— Температура не спадает.

Митрич, приложив ладонь, согласился:

— Да нехороший жар держится. Ночь будет решающая. Утром высветится вся картина, выживет псинка или закопаем. Везучий чертяка, итак вон как повезло, сердобольная барышня приютила.

Таня, борясь с отчаянием, собралась схватиться за жизнь животного с грозной Смертью. У окна бросили старый тулуп и вторым укрыли. Пёс молчал, только всё время пытался проглотить комок, словно застрявший в сухом горле. Таня поняла, что животное мучит жажда, но пить давать не разрешал доктор и, она, видя мучения животного приспособилась, обмакивая тряпочку в воде вливала те капельки ему в рот. Ночью пса начало трясти, морда заострилась, а зубы оскалились. Таня заплакала, она поняла — Смерть уже касалась своей жуткой косой несчастное животное. Он столько выдержал, когда его кромсали ножом, вынимая пули. Ни пикнул, ни кого не укусил. «Господи, что же делать? Как-то надо его согреть, но как?» Скинув подушку на пол, она уложила на неё голову пса и, укрыв его своим одеялом, прилегла рядом. Пахло псиной, но она переборола себя. Дрожь не утихала и она, не долго думая, забравшись под одеяло, подтянула, ставшую слабой, тушу огромного пса к себе. Обняв, принялась греть животное своим телом и дыханием. Не заметно усталость взяла верх и она уснула. Утром долго не могла понять, где она, отчего ж на полу и почему так воняет псиной. Только заметив лапу пса крепко обнимающего её и его ровно сопевшую морду рядом на подушке, вспомнила всё. «Значит, он выжил, раз дышит. К тому же, похоже, дыхание ровное». Накинув халат, вышла помыться. «Воняет, бр-р». Когда она вернулась, пёс косил большим, умным глазом, но голову от подушки не поднимал. Присев на корточки девушка подвинула ему еды. Доберман зарыл морду в одеяло. Пёс пребывал в состоянии безнадёжного уныния.