Людмила Сурская - Норильск - Затон

— Я вас провожу, — вышла вместе с ними Лиза. — Мам, я сейчас.

— Не болейте больше. Но если будут проблемы, милости просим. Дорогу знаете теперь.

Дверь осторожно закрыли. Таня прикрыла глаза и глубоко вздохнула: «Неужели всё».

— Что там? — Вцепилась Лиза в нетерпении во врачей, сразу же только вышли за дверь.

— Не накручивайте вы так себя. Прижгли эрозию небольшую. Полип сняли. Не обезболивали, психологи так решили, для достижения эффекта. Остальное всё в полном порядке. Даже удивительно самим. Приедете ещё через недельку, посмотрю.

— А таблетки не повредят? — потрясла рецептом Лиза.

— Таблетки и свечи для убедительности и профилактика не помешают.

— Учитывая, через что ей довелось пройти. Роды в таких условиях, потом этот дикий случай. Она в более, менее нормальном состоянии. Вы знаете, то, что мне известно об этой истории вызывает страх и дрожь. Иногда мне кажется американские фильмы ужасов наивные сказки в сравнении с нашей действительностью.

Поблагодарив врачей, Лиза вернулась к матери.

— Мамуль, ты как, больно было?

Та поймала руку дочери и поднесла к губам.

— Немного, я потерпела.

— Врачи рассказали, что ты была молодцом. Полежишь немного, и домой поедем. Ты, как не против? Или тут останешься полечиться, на денька три.

Она разволновалась.

— Лиза, ты что, только к Илюше.

Добравшись, домой, Лиза, перебросившись пару словами с мужем и попросив его позвонить Дубову, покормив, напоила мать успокоительными и уложила в кровать:

— Поспи, полегче станет.

— Лиза, ты папу встреть, покорми.

— Не волнуйся, я справлюсь.

— Лиза, прими мою благодарность.

Не отпуская руки матери, она спросила:

— Мамуля, мне посидеть с тобой?

— Нет, нет, ты иди тебя муж ждёт… Я сама.

Погладив седую голову Тани, Лиза, глотая слёзы, приложилась к ней щекой.

— Через неделю Тимофей Егорович, с Елизаветой Александровной Тимку привезут.

— Я увижу внучка? — вспыхнули её глаза.

— Он даже успеет тебе надоесть. Главное сейчас набирайся сил. Папка уже целую культурную программу разработал. На какие спектакли всех вести, какие концерты и мероприятия посещать.

— Я б Шульженко послушала, Утёсова, Бернеса.

— Их уже нет, а вот если будут встречи с Крючковым или Ладыниной я тебя свожу.

Впервые она спала не на краешке кровати, а уткнувшись ему в плечо. Её слабая рука покоилась на его груди. «Ну, кажется, теперь действительно всё, — улыбался он в темноте не способный в эту ночь уснуть. — Неужели под конец жизни и у меня будет всё, как у людей. Не надо будет больше пользоваться услугами чужих, холодных женщин. Вот она лежит рядом тёпленькая, желанная, своя. А ведь не надеялся уже на такое счастье. Гадал на чём остался след от того мерзкого случая, оказалось, лёг разломом на её душе. С беглого взгляда казалось всё нормально, а копнули и беда. Это хорошо, что Лизонька сообразила свозить её к врачам. Теперь печать с тоски сломана. Можно вздохнуть полной грудью и жить». Ему хотелось провести рукой по её телу, потеребить пальцами грудь, поласкать животик, но он не решился пока, с трудом сдерживая свой порыв.

Илья с волнением ждал того дня, когда она не отвернула от его ласк лица и раскрыла губы, принимая поцелуй. Окрылённый, он, уже не помня ничего, подмял её под себя. И всё получилось. Они до утра лежали приглушенные случившимся, наслаждаясь близостью другого, и вспоминая, как это было там, минуточными урывками на «Затоне».

Лиза сразу почувствовала эти новые изменения в маме, она расправилась и ожила. «Запах любви исходящий от неё не возможно ни с чем другим спутать. Так же улыбались и держались за пальчики Мозговой с Елизаветой Александровной. Так же, у матери Ильи, после встречи с Мозговым, глаза горели фонариками, зажжёнными любовью. У счастья одни приметы, его не просто скрыть. Господи, они светились, как радуга после тёплого дождичка. Стараясь, как юнцы при каждом удобном случае дотронуться друг до друга. Отец не упускал случая притиснуть её где-нибудь в уголке. А разговоры одними глазами, буквально всё говорило зато, что между ними бушует сумасшедший роман». Лиза, удивлялась, наблюдая за ними сама, предлагала поучаствовать в этом мужу.

— Жёнушка успокойся. Ты сама горишь не хуже лучины.

— Да, они, как школьники, представляешь? — рассказывала она приехавшему на выходные дни из академии мужу.

— Отлично. Пусть играются. Я рад. Тебя больше тут ничего не держит, и ты поедешь со мной. Я скучаю и рычу.

— Давай сходим куда-нибудь, посмотрим.

— Что ты хочешь посмотреть?

— Картины бы посмотрела.

— Без проблем. Завтра и пойдём. За Тимкой есть кому присмотреть.

— Напомнил. Хватит прохлаждаться, встаём, а то через полчаса отец привезёт гостей Норильска. Я соскучилась по Тимке.

— А по мне, — затянул он её опять в постель.

— Нас застукают, неудобно будет.

— Наплевать, иди ко мне.

Гости пожаловали раньше ожидаемого часа, шумно разговаривая и смеясь, заносили в комнаты вещи и гостинцы, организовав из приезда базар. Особенно носился по комнатам Тимка. Врываясь в каждую дверь и крича.

— Пап, мам, я уже приехал. Где же вы, пап, мам.

— Не нашёл? — посмеивался Мозговой.

Тот таращил глаза и разводил в недоумении руками.

— Дед, бабуля, нет их, испарились.

— Найдутся, иди руки помой, всю грязь везде к чему прикасался, собрал.

Проморочившиеся до предела его родители, торопясь и путаясь в одежде от спешки, одевались.

— Ой, Тимка, — выловил сына у двери в спальню Илья, давая возможность жене привести себя в порядок. — Какой ты большущий стал, — подкинул он мальчишку на сильных руках.

— Я их нашёл, нашёл, — завопил Тимка во всю соскучившуюся мощь.

— Кто б сомневался, — посмеялись Дубов с Мозговым.

— Дедушка вам вот такую рыбину привёз, — развёл он ручонки, — и даже больше, как руки деда.

— Пап, мам, привет. — Отправился Седлер, спустив на пол сына, целоваться с родителями.

— Здравствуй сынок.

— Достал он вас?

— Мы дружно жили, да, Тим? — улыбнулась Елизавета Александровна. — У нас договор был.

— И что действовал?

— Безоговорочно.

— Поделитесь, мы б тоже хотели пожить в том раю.

— Оставляйте у нас, — подмигнул Мозговому Дубов. — И живите себе. Тане будет, чем себя занять, ты ж Лизу заберёшь?

— А вы как думали, вам останется, а я, на стену уже лезу.

— Вот и оставьте Тима Илье Семёновичу и Татьяне Ивановне, пока не освоитесь там.

Молодёжь переглянулась.

— Подумаем.

Подошла справившаяся с приборкой и гардеробом Лизонька, радостные поцелуи и объятия возобновились.

— Дочка, Танюша, накрывайте стол, гости с дороги проголодались, — торопил Илья Семёнович, но, увидев бледную Таню, заволновался. — Танюша, плохо, укачало? Не надо было ездить в аэропорт.