София Каспари - Лагуна фламинго

Собор, огромное здание в стиле неоклассицизма, был построен в 1847—1856 годах. В нем хранился символ основания города — простой деревянный крест. Вначале Виктория немного удивлялась, глядя на толпу закутанных в черное женщин, выходящую из собора после мессы, очень уж они напоминали ей стаю ворон. Ей сразу бросилась в глаза набожность здешних обитателей. И их бедность.

Педро рассказывал ей, что большинство жителей Тукумана и прилегавших земель питались только кукурузой, рисом, тыквами, апельсинами и сахарным тростником. Кроме простых телег, никаких средств перемещения тут не было. Как и Буэнос-Айрес, Тукуман основывали не один раз, и вторая попытка пришлась на 1685 год, когда Тукуман стал центром производства сахарного тростника, который еще в начале семнадцатого века выращивали тут монахи иезуитского монастыря. Иезуитов выгнали отсюда в 1767 году, но сахарный тростник до сих пор усеивал здешние равнины, и жители Тукумана продолжали труд монахов.

Были тут и большие поместья. Там поля с сахарным тростником, оснащенные оросительными системами, были окружены живыми изгородями из кактусов. Стоило посадить тростник, и он давал урожай четыре-пять раз, а потом приходилось высаживать новые растения. Первый урожай собирали в начале мая, с первыми ночными заморозками, а к зиме уже весь тростник был собран. В это время в поместья приезжали наемные работники из соседних провинций, носивших названия Сантьяго-дель-Эстеро, Сальта, Жужуй.

Тем временем производство сахара росло с каждым годом. Климат способствовал выращиванию тростника, а площадь полей, пригодных для посева, неуклонно увеличивалась. В Тукумане привилегированные семьи контролировали землю, отведенную под производство. Эти семьи использовали свою политическую и экономическую власть для контроля над всей индустрией в целом. С представителями таких семей шутки были плохи, если речь шла об их собственности. Чем-то они напоминали Сантосов из Сальты.

Виктория и Педро поняли это в первые же месяцы своего пребывания в городе. Пока они знакомились с особенностями сбора сахарного тростника и ведения дел в поместье Тре-Лома, их поставили в известность о традициях, сложившихся в Тукумане. Местные жители были недовольны тем, что новоприбывшие слишком хорошо обращаются с работниками поместья. В последние месяцы это обстоятельство постоянно вызывало недовольство.

«Неужели это никогда не кончится?» — вот уже в который раз думала Виктория. Неужели им с Педро будут указывать, как управлять поместьем? Ну, возможно, сегодня что-то изменится. Их пригласили на ужин к дону Лоренцо, владельцу поместья Лос-Аборерос. Он был одним из наиболее влиятельных людей региона.

— Донна Виктория! Как хорошо, что вы наконец-то почтили своим присутствием мое скромное жилище! — Лоренцо Суньига с распростертыми объятиями вышел навстречу гостье и поцеловал ее в обе щеки. — Мне очень жаль, что только теперь у нас появилась возможность познакомиться. Вы уже освоились на новом месте? Проблем со слугами нет? Моя супруга постоянно жалуется на то, что здесь, в Тукумане, слуги нечистоплотны и глупы. Она была в ужасе, увидев, как служанка полощет белье в той же воде, в которой стирала.

— Нет, я всем довольна.

— А вот и знаменитый сеньор Кабезас! — Дон Лоренцо повернулся к Педро, стоявшему в полушаге от Виктории. — Я слышал, он отличный работник. Присматривайте за ним, а то уведут.

— Надеюсь, вы не против, что я пришла в его сопровождении? — улыбнулась Виктория. — Я слышала, в здешних краях много преступников, и побоялась идти одна, — солгала она и глазом не моргнув.

— Конечно же, все в порядке. Добрый день, сеньор Кабезас. Рад видеть вас вновь.

— Дон Лоренцо. — Педро кивнул.

Хозяин дома снова повернулся к Виктории.

— Позвольте представить вам вашего соотечественника, сеньора Мерквитца, женившегося на сестре нашего губернатора. Сеньор Мерквитц владеет большими плантациями сахарного тростника в департаменте Фамаилья… — И дон Лоренцо повел рукой, увлекая Викторию за собой.

Педро присоединился к ним с едва заметной иронической улыбкой на губах.

Следующие полчаса разговор шел о соленой, нездоровой воде Тукумана, о множестве отстойников, которыми пользовались годами, а потом просто закапывали. Дон Лоренцо с гордостью рассказал о своей новой цистерне.

— В следующем году, — говорил он, — если лето будет таким же жарким, донна Виктория, вам стоит отправиться со мной и моей супругой в наш летний домик в горах. Оттуда можно ходить на прогулку в лавровый лес. Такое нельзя пропустить.

— С удовольствием воспользуюсь вашим приглашением.

— Как проходит сбор тростника? — спросил у нее Мерквитц.

— Пока что все хорошо, — улыбнулась Виктория. — Но нам еще многому приходится учиться.

— Собственно, — вновь вступил в разговор дон Лоренцо, — я как-то не подумал предложить вам, но, может быть, вы хотели бы понаблюдать за тем, как собирают тростник у меня в поместье?

— Значение сахарного тростника в ближайшем будущем, несомненно, увеличится, — говорил тем временем Мерквитц. — Открывается одна фабрика за другой, хотя пока что мало кто разбирается в том, как нужно правильно обрабатывать сырье. Как бы то ни было, услуги европейских инженеров и других специалистов очень дороги. Говорят, среди наших новых землевладельцев многие уже задолжали национальному банку колоссальные суммы.

Педро, не вмешивавшийся в разговор, заметил, как дон Лоренцо задумчиво посмотрел вдаль.

— Так и ищешь, на чем бы сэкономить, — сказал хозяин дома. — Не так ли, сеньор Мерквитц?

Тот промолчал.

— Знаете, — Педро вдруг понял, что больше не может молчать, — говорят, некоторые решают финансовые проблемы, задействуя труд рабов.

— В нашей стране рабовладение запрещено, — напомнил Мерквитц.

— Кого это волнует? — заявил Педро, и Виктория заметила огонек в его глазах, встревоживший ее. — Каждый год в Чако против индейцев высылают так называемые «карательные отряды». Они захватывают пленных: мужчин, женщин, детей, а потом передают их заинтересованным людям в Тукумане и Корриентесе «для того, чтобы их сделали цивилизованными». Там индейцев рассматривают как собственность и заставляют работать за еду и одежду.

— Видите ли, сеньор Кабезас, — произнес дон Лоренцо, — в этих случаях, как вы сами сказали, речь идет о карательных мерах.

— Неужели? Мне казалось, что дело обстоит иначе. Например, какой-то коррумпированный comisario de policia , комиссар полиции, приказывает своим людям угнать сотню волов, а потом продает скот на другом берегу Параны. Необходимо провести расследование инцидента, но комиссару нужно просто замять дело, сказав, что скот угнали индейцы. Потом карательные отряды сжигают пару индейских деревень, убивают часть населения, а остальных отправляют «в цивилизацию».