Карен Хокинс - Невеста в «шотландке»

Кое-кто из крестьян поговаривал, что лес Килкэрна заколдован. Эти слухи подтвердились, когда Кэт Макдональд переехала в заброшенный дом. Много лет назад в этом доме жила ее мать, женщина, о которой говорили, будто она приворожила последнего владельца замка.

Для крестьян лес как был, так и остался заколдованным лесом.

— Отвратительные, невоспитанные, заносчивые англичане! — говорила Кэт своей лошади, ее голос звенел, заглушая цоканье копыт Мерривевер по протоптанной земляной дорожке. — Клянусь, я сыта по горло Малкольмом и его гостями.

Ей следовало избегать всех гостей без исключения. По крайней мере, этот последний гость не был так ужасен, как Фицхью, который попытался схватить ее за коленку прямо под столом во время завтрака, хотя она уже до этого дала ему отпор.

— Мужчины. Они всегда хватают больше, чем ты готова им предложить.

Мерривевер помотала своей гривой, как будто соглашаясь, что такое поведение недопустимо.

Кэт потрепала свою кобылку за шею.

— И я тоже так думаю.

Она немного расслабилась в седле, но не могла до конца успокоиться после утренних баталий с симпатичным незнакомцем. Надо выбросить его из головы. Утро было слишком хорошим, чтобы тратить его на всякую ерунду.

Солнце лениво пробивалось сквозь листья у них над головой, под его лучами рыжие бока кобылки отливали янтарем и золотом, пока они забирались все дальше в лесную чащу.

Кэт подняла лицо туда, где высокие деревья оплетали тропинку своими ветвями. Совсем скоро их зеленые кроны полностью скрыли Кэт и ее лошадку от посторонних глаз.

Здесь в глубине леса воздух был еще холоднее. Кэт любила проводить время в окружении деревьев вдали от грубых слов и хищных лап Килкэрна. Постепенно в ее душе поселился покой, но мысли все время возвращались к утреннему противостоянию.

Обычно, несмотря на то, что ее возмущало такое обращение, ей удавалось быстро выбрасывать эти глупости из головы. Но в этот раз все было по-другому. Во-первых, она действительно разрешила незнакомцу себя поцеловать, во-вторых, чего скрывать, она сомневалась, что когда-либо встречала более привлекательного мужчину. Ну, может, всего лишь раз. Но того раза оказалось достаточно, чтобы остерегаться таких мужчин.

Она с тоской подумала обо всех тех изысканных комплиментах, которые адресовал ей Сент-Джон. При этом его глаза светились искренностью, которая растревожила ее сердце.

Блеск его глаз заставлял ее трепетать. Большинство гостей Малкольма знали о ее прошлом, и приезжали к ним в гости с намерением уговорить ее встать на путь порока. Их пустые слова, путаные предложения и грубые ласки не вызывали в ней ничего кроме негодования. Сент-Джон, наоборот, казалось, искренне ею восхищался.

Она оценивающе перевела взгляд на свою фигуру. Она не только была выше большинства женщин, но и обладала аппетитными женственными формами. Именно это ее больше всего раздражало. Когда ее впервые представили в высшем обществе Эдинбурга, она быстро осознала, что там наибольшим вниманием пользовались женщины миниатюрные, изящные и стройные.

— Я чувствовала себя как неуклюжий и аляповатый бычок из посудной лавки, — сказала она Мерривевер. Ее брат Малкольм делал все, что было возможно. Он не экономил ни на ее одежде, ни на других вещах, покупал все самое дорогое из того, что могли ему предложить в модных лавках. Проблема заключалась в самом фасоне этих нарядов, сшитых для стройных и изящных красоток, а обычные здоровые девушки вроде Кэт, в этих платьях чувствовали себя совсем непривлекательными.

Она провела рукой по своему платью из простой шерстяной материи, которое едва ли можно было назвать модным. Но оно было переделано по ее фигуре, с нормальной линией талии, хотя мода требовала поднять ее прямо под грудь, что увеличивало объем ее груди и бедер чуть ли не вдвое. Неужели законодатели мод считают, что все женщины похожи на Фиону, такие же тоненькие и изящные, как кукла? Кэт фыркнула при этой мысли.

— Им нужно оглядеться вокруг. Большинство женщин похожи на меня и просто не могут носить их странные платья.

Мерривевер немного подпрыгнула. Кэт рассмеялась в ответ.

— Ты отвечаешь на мои мысли.

Ей повезло, что она рассталась с гламурным высшим обществом и могла пользоваться безграничной свободой, — носить все, что душа пожелает, и вести себя так, как ей угодно. Она сделала глубокий вдох, казалось, прохладный свежий воздух пронзил ее до пят.

Они обошли резкий изгиб лесной тропинки, и вышли на открытый участок.

Деревья и кустарники были срезаны и аккуратно сложены, что позволяло ярким и теплым солнечным лучам свободно освещать эту часть леса, окрашивая ее в золотистые цвета.

Коттедж, если можно таким образом назвать дом с 12 комнатами, располагался в самой середине леса. Он представлял собой высокое двухэтажное здание с крутой скатной крышей и большими квадратными окнами.

Сам дом был выложен из кирпичей, покрыт защитным слоем глины, стены были толщиной со ступню, чтобы защитить его обитателей от неблагоприятных погодных условий в этой части страны.

Но, несмотря на архитектурную строгость, в доме царили тепло и уют. Рисунок плетения соломенной крыши был очень сложным и красивым. Каждое окно обрамляли цветочные композиции из лаванды и зверобоя, а открытая ярко красная дверь так и приглашала зайти в дом. Обычно ставни на окнах были широко распахнуты, так что можно было услышать пение, чаще всего глубокий баритон нескольких мужчин, но это мог быть и прекрасный женский альт самой Кэт.

Кэт просто обожала это место. И не только за его красоту. Главным образом потому, что оно принадлежало только ей. Все, без остатка, до крошечного цветущего бутона. Об этом она напоминала каждому, кто осмеливался неодобрительно высказываться о ней самой или ее жизни. Сколько она себя помнила, всегда находились люди, которые могли говорить ей, что делать, как выглядеть, кем быть. Но только не здесь. Здесь она могла быть самой собой, просто Кэт.

Она удовлетворенно улыбнулась.

— Правда, это прекрасное место, Мерривевер?

Лошадка зазвенела колокольчиками на уздечке, выражая свое согласие.

Горько было осознавать, что жизнь всех незаконнорожденных детей попадала под определение «почти». Почти принятые в светском обществе. Почти члены семьи. Почти, но никогда не полностью.

Так было и с Кэт, пока она не открыла свой «дар», как это называл Малкольм. С этого момента все изменилось раз и навсегда.

Узнать о ее даре помог случай. Она долго искала полезное занятие для себя в свободное время. Однажды она была в церкви, любовалась прекрасными цветами на окнах и представила, что, если… если бы она могла найти более важное занятие, чем вышивание или акварели. Последние не могли надолго удержать ее внимание. Например, создание витражей, которые отбрасывали такие потрясающие красные, синие золотистые тени на полу в церкви. Идея заняться витражами получила свое развитие. Кэт начала наводить справки, и, к ее восторгу, обнаружила, что один из конюших Малкольма, здоровяк по имени Саймон, когда-то обучался на стекольном производстве. Вскоре Кэт уже сама посещала стекольную мастерскую и стала обучаться этому искусству. Хотя эта работа занимала много времени, Кэт оказалась прирожденным художником и мастером по подбору цвета, поэтому она наслаждалась каждой минутой этого кропотливого труда.