Екатерина Коути - Невеста Субботы

— Мне не хватает духу выбрать себе жертву, — честно признаюсь я. — Какая же из меня Маман Бриджит, супруга Смерти? Я трусиха и рохля, няня. Конечно, меня не возьмут туда, к костру. Но я согласилась бы и на вырытую у болота могилу, лишь бы не возвращаться назад! К людям я сама не хочу, — добавляю чуть тише. Что хорошего я видела от людей? Они ставят капканы на черно-белых чудовищ вроде меня.

Ловлю взгляд, каким в детстве она награждала меня за детально прорисованный веве. Но разве я поступила правильно?

— Быть может, оно и к лучшему, что ты такая, Флёретт, — говорит Роза. — Вдруг тебя-то нам и недоставало? Поэтому Барон Самди так ждет тебя. Ждет уже двенадцать лет, каждый день поминая твое имя. Он, старый пропойца, только и умеет что махать мечом да орудовать лопатой. А ты умеешь кое-что сверх того — сострадать. Не самый полезный навык для его супруги, но… чего только на свете не бывает!

— Тогда подскажи, что же мне делать!

Ко мне тянется черный палец с розовой подушечкой, гладкой и твердой, как изнанка ракушки. По привычке подставляю щеку, надеясь, что Роза приласкает меня, как в детстве. Но палец упирается мне в лоб.

— У тебя получается заглядывать в прошлое, Флёретт. А теперь посмотри по сторонам, — говорит Роза, легонько постукивая меня по лбу. — Посмотри и подумай, девочка, подумай хорошенько. Два уже есть. Сделай так, чтобы получилось три! А как завершишь земные дела, вернешься к своим. И Они назовут тебя твоим истинным именем.

Внезапно он проводит рукой перед моими глазами, стирая все, что я вижу, включая саму себя. И когда я, оглушенная, мотаю головой, вокруг по-прежнему светло, но вместо ветивера и патоки пахнет мелом. Так сильно, что чихать хочется.

Первое, что я вижу — это половицы, в трещины между которыми набилась кирпичная пыль. Я снова в детской. Приподнимаюсь на локтях, хотя и не сразу, — руки как ватные, а ребра ноют так, словно их стиснули железным обручем. Сколько я провалялась в забытье? Целую ночь, дают мне понять затекшие мышцы. Осторожно сажусь на колени и отряхиваю мел с ладоней. Сквозь шум в голове пробивается ритмичный стук. Что это — бой далеких барабанов? Нет, кто-то колотит в дверь. Встаю, пошатываясь, и иду отпирать, но на полпути возвращаюсь, чтобы стереть веве с доски.

Никто не должен узнать, где я была и что видела. Никто и не узнает.

— Флора, нам нужно объясниться, — с порога требует Джулиан и, не слушая возражений, врывается в комнату.

Если бы я окончательно утратила чувство реальности, то решила бы, что бродила в мире духов десяток лет, настолько постаревшим выглядит мистер Эверетт. В уголках глаз прорезались морщины, которых — я готова поклясться! — не было еще вчера, сами же глаза кажутся воспаленными, словно он тер их всю ночь. Волосы слиплись от засохшей помады, на бледных щеках — рыжеватая тень щетины. Одежда измята так, словно он спал не раздеваясь. Если вообще спал.

Но этот приступ жалости я тут же давлю, как забравшегося на перину клопа.

Я не пожелала смерти предателю, но раскланиваться с ним тоже не собираюсь. Пусть уходит, пока не поздно. Третье желание еще не вызрело, не обрело форму. Но если мистер Эверетт будет докучать мне и дальше, как знать, не выкрикну ли я в запальчивости именно его имя?

— Уходите, сэр, — говорю я, складывая руки на груди. — Знать вас больше не желаю.

Он смотрит на меня с высоты своего роста. Смотрит не грозно, а моляще.

— Уделите мне всего полчаса. Или четверть, или сколько пожелаете. Я должен многое рассказать о вашей тетушке. Это крайне важно, Флора.

От одного упоминания Иветт в моей душе шевелится ярость. Какое мне дело до расследования после всего, что произошло? Пусть в одиночку сводит счеты с Локвудом, я-то тут при чем?

— Сначала я бы выслушала вас по другому поводу, — заявляю холодно. — Почему вы поступили так низко, почему предали меня? Ведь я же вам доверяла.

Он запускает руку во внутренний карман сюртука, но вместо револьвера появляется мятый листок бумаги. Глядя в сторону, Джулиан протягивает его мне. «…не что иное, как распутное, низменное создание, бывшая рабыня и плоть от плоти безнравственной матери», — прыгают перед глазами строчки, и я опускаю голову, заливаясь краской обиды и стыда. Так вот у кого было письмо! Все это время мистер Эверетт обращался со мной как ни в чем не бывало, а про себя считал меня лгуньей, а мою сестру — гулящей девкой. Забавно, наверное, было наблюдать, как мы барахтаемся во лжи, точно мухи в патоке. Развлечение что надо. Объяснений, в общем-то, уже не требуется, но Джулиан, запинаясь, говорит:

— Я нашел письмо наутро после убийства, когда поднялся в спальню покойной. Письмо торчало между матрасом и кроватным столбом. Полицейские не заметили бумажку, я же был зорче. Прочитав его мельком, я понял, что пишет ваша матушка, и не стал показывать письмо мистеру Локвуду, дабы он не использовал его против вас. Мне следовало сразу вернуть вам послание. Но я надеялся, что в нем могут оказаться полезные сведения. Я прочел его тем же вечером. Дома, в уединении. И оно лишило меня покоя.

— Могу себе представить. Поскольку Дезире — бывшая рабыня, вы решили, что с ней можно делать все, что вам вздумается?

— Нет… вернее… не совсем. Но ее красота в сочетании с доступностью, на которую намекало письмо, сводили меня с ума. Я сделал все, чтобы взять под контроль свою страсть. Я избегал общества Дезире, держался с ней настороже. И когда мне пришлось сделать ей выговор, каждым словом я хотел уязвить не ее, а себя. Я один был адресатом своих упреков.

— И поделом вам! Я считала вас лучшим из людей, а вы оказались таким же, как все — даже хуже всех — вы оказались обычным лжецом!

Шаткой походкой идет к окну, задевая локтем грифельную доску в белых разводах. Садится на подоконник и, отвернувшись, наблюдает, как дождевые капли извилистыми дорожками сползают по стеклу. Мужчинам непозволительно плакать, но можно смотреть, как природа делает это за них.

— Вы даже не представляете, насколько вы правы, — роняет он тихо. — Солгав один раз, на всю жизнь становишься обманщиком. Однажды я попустил чудовищную ложь, Флора, и с тех пор она возвращается ко мне под разными личинами. Я выставил воровкой честную девушку и…

— Это вы о Деве с моста Вздохов?

Скрипит подоконник. Джулиан вздрагивает всем телом, словно обжегшись об оконное стекло, по которому водил пальцем, отслеживая путь капель.

— Откуда вы про нее знаете? — спрашивает он недоверчиво.

— Мистер Локвуд рассказал. Когда приходил, чтобы дальше меня запугивать. Не вышло.

Поморщившись, Джулиан начинает отряхивать мел с рукава, бормоча между делом:

— Полагаю, он затянул любимую песенку о том, как некий ирландский простофиля был ограблен хитрой бестией. А на самом деле все было иначе.