Симона Вилар - Паладин

Позже, когда они возвращались на гору по каменным ступеням к замку, Джоанна едва не расплакалась от сущей мелочи: у нее прямо на ноге развалился вышитый бисером бархатный башмачок. Ну и как ей теперь быть? Женщина, живущая в пустыне в обществе мужчин, она нередко испытывала всякие маленькие затруднения, о которых не могла пожаловаться: мало воды для омовения, пересохшая на горячем ветру кожа, обломившиеся ноготки, прежде холеные и крашенные хной. А тут еще она лишилась обуви! «Разве это так важно?» — думала Джоанна, успокаивая себя. Но при мысли, что теперь она будет испытывать явное неудобство, англичанка понимала, что это отнюдь не маленькая проблема.

— Я буду носить тебя на руках, любовь моя, — утешал ее Мартин.

Но куда больше Джоанну порадовал Иосиф, когда вдруг достал из тюка простые кожаные сандалии на пробковой подошве, в каких обычно ходят женщины пустыни.

— Я приготовил их в дорогу, еще когда мы только отправлялись за вами, госпожа, но пока вы не нуждались, не осмеливался предложить, — смущенно произнес он, отводя глаза.

Все же этот еврей был по-своему мил, и Джоанна тепло поблагодарила его. Воспитанная на неприязни к иудеям, она поборола в себе это чувство и в тот вечер долго беседовала с Иосифом, расспрашивая его об успехах в поисках могилы первосвященника Аарона. Юноша только разводил руками. Потом он развернул перед Джоанной карту, и они вместе долго рассматривали ее. Джоанна указала на одну арабскую надпись.

— Я изучала немного арабскую письменность в Монреале, и мне кажется, что тут написано «Джебель-Гарун», то есть гора Гаруна. А ведь Гарун у мусульман означает Аарон, не так ли? Возможно, на горе Джебель-Гарун и находится его захоронение.

Иосиф посмотрел на англичанку с восхищенным изумлением.

— Вы не только дивно прекрасны, госпожа, но и очень умны.

Подумаешь, какой-то христопродавец ее похвалил. Но Джоанне стало очень приятно, и они с Иосифом какое-то время беседовали о том, что первосвященника Аарона, старшего брата пророка Моисея, почитают как евреи, так и христиане…

— Мусульмане тоже его почитают, — послышался от входа голос бесшумно появившегося Ласло. — И меня это тревожит: не ровен час, кто-то из них тоже пожелает посетить могилу Аарона.

Но его слова никого не встревожили, ибо куда больше внимания привлекла переброшенная через плечо тамплиера туша горного козла.

От предвкушения отведать свежего жаркого у всех поднялось настроение. Какой мелочи порой достаточно, чтобы порадовать человека! И когда Эйрик поворачивал над огнем ободранную тушу, он даже запел свои дикие языческие песни на незнакомом языке, причем так воодушевленно, что все хохотали, особенно учитывая, что рыжий великан не только пел, но и притопывал, порыкивал, вращал глазами и грозно потрясал кулаком.

Ласло тоже повеселел. И, вкушая хрустящую восхитительную козлятину, заметил, что, если бы к этому мясу еще и немного красного вина, он был бы просто счастлив.

— Ну как же, — хохотнул Эйрик, — недаром же говорят: пьет, как храмовник!

— Да, нашим уставом не запрещается пить напиток из виноградной лозы, — согласно кивнул Ласло. — И в кладовых прецепторий всегда хранятся весьма неплохие вина, которые ароматизируют анисом или розмарином. Когда же наступает зима и приходит ненастье, мы нагреваем вино и приправляем его корицей или медом. И все же, насмехаясь над тамплиерами, можешь ли ты ответить мне, Эйрик, как часто ты встречал пребывающих во хмелю рыцарей ордена?

Эйрик замер, вонзив зубы в окорок, отгрыз кусок и, жуя, заметил:

— Тогда я ничего не понимаю. Такие вина — и не напиться? Воистину вы святые.

— Это ты еще не ведаешь, какая у нас кухня, — улыбнулся тамплиер. — Даже навещающие нас порой короли отдают нашим блюдам должное. Но рыцарям-тамплиерам и полагается хорошо питаться, ведь они не только монахи, но и воины. А сможет ли устоять в жестокой схватке истощенный рыцарь? Поэтому наша кухня славится так же, как и наши вина. О, я припоминаю, как во время трапез нам подавали так называемого «цыпленка-кочевника» — с жареным луком, кориандром и тмином, да еще политого взбитым яйцом. Или барашка с абрикосами и кедровыми орешками. На вкус просто изумительно! Однако я должен заметить, что излишества чревоугодия в ордене не приветствуются. Проводя в поездках, молитве и воинских упражнениях бо́льшую часть дня, мы питаемся только утром и по вечерам. Причем орденские братья вкушают пищу чинно и по двое из одной тарелки — это делается, чтобы они привыкали заботиться друг о друге и всем делиться. К тому же подобная забота о собратьях, на мой взгляд, является лучшим, что есть в ордене. Какие только рыцари не вступают в наш орден — фламандцы, анжуйцы, неаполитанцы, венгры или англичане, — но все они вскоре становятся единой семьей. В нашем братстве, где каждый ощущает поддержку других, где общие молитвы, состязания с оружием, совместные посты и походы сковывают членов ордена в единое целое, ты никогда не чувствуешь себя одиноким, ибо у всех общая цель и общая небесная покровительница — Пресвятая Дева Мария.

Произнося все это, Ласло воодушевился, но Мартин заметил, что тамплиер не сводит с него взгляда.

— Вы скучаете по братьям-тамплиерам? — мягко спросила Джоанна.

— Да, благородная дама, вы правы: я скучаю по ним, ибо орден Храма — моя семья, — ответил Ласло. — И хотя мне нередко приходится уезжать на задание, я знаю, что меня там ждут и молятся обо мне.

Джоанна при обращении «благородная дама» несколько смутилась, ведь на леди она сейчас не очень-то походила: ее белоснежная рубаха измялась и порыжела от пыли, атласные шаровары были заправлены в грубые бедуинские сандалии, волосы под обвивавшим голову шарфом растрепались. И она была благодарна Иосифу, который отвлек от нее тамплиера, сказав, что пусть ему и неизвестны правила внутри ордена, но он согласен, что во времена Иерусалимского королевства тамплиеры и впрямь привели торговые дороги в порядок и ездить по ним было безопасно.

— Когда крестоносцы отвоюют Иерусалим и страна возродится, торговые пути снова будут открыты для торговли, а союз Запада и Востока обеспечит такое процветание, что Иерусалимское королевство прославится на весь мир! Это будет истинное царство небесное на земле! — с воодушевлением воскликнул Ласло. — Помолимся же об этом счастливом времени.

Он тут же опустился на колени, молитвенно сложив руки. Джоанна последовала его примеру, бросив взгляд на Мартина, словно не понимая, отчего он не присоединяется к ним. Мартину тоже пришлось встать на колени. Но вместо молитвы он раздумывал, почему, рассказывая о жизни в ордене, Ласло обращался только к нему, словно именно Мартину адресовались все его речи. Может, его приятель венгр хотел, чтобы он так же уверовал в будущий расцвет иерусалимского королевства, как и он сам? Что ж, в душе Мартин хотел этого. Но он был реалистом и понимал: крестовый поход, даже при всей силе и решительности великолепного Ричарда Львиное Сердце, не возродит в Леванте государство христиан.