Дора Моссанен - Куртизанка

Она сбросила платье, перешагнула через него и встала перед ним с нарумяненными сосками.

Его женщины обрабатывали кожу воском, занимались депиляцией, в общем, чистили и скоблили себя так, что на их теле не оставалось ни единого волоска. Он и представить себе не мог, что волосы на теле могут выглядеть столь возбуждающе. Небесно-голубые облака на ее лобке и под мышками ошеломили его и вызвали самую настоящую эрекцию. Он судорожно сунул руку в волосы на ее лобке, которые ее парикмахер выкрашивал, увлажнял и подстригал с большей тщательностью, чем локоны на голове. Он подхватил ее на руки, положил на живот и взобрался сверху, упираясь ей в ягодицы своим длинным, тонким членом.

Суставы ее застонали под тяжестью его веса, и она забеспокоилась, что его акробатические упражнения могут причинить ей вред. Она согнула ногу в колене, приподняла пятку и легонько толкнула его в мошонку.

Опасаясь получить более сильный удар, он спрыгнул с нее с несвойственной ему живостью. А затем, не в силах поверить, что у нее достало мужества ударить самого персидского шаха, и не зная, как понимать ее смех, в котором звенело искушение, он схватил ее за подмышки и перевернул на спину.

Без долгих размышлений он зарылся своим королевским лицом в небесное облако ее лобка, утонув в наслаждении, отказаться от которого было выше его сил.

На рассвете он приоткрыл глаза и обнаружил фрейлину, которая смывала королевский пот с бедер мадам Габриэль, мыла шампунем и расчесывала ее растрепавшиеся локоны. Голубое облако у нее между ног заставило его пошевелиться, вызвав нечто вроде испуга и даже ужаса. Были разработаны планы. Его ждали на Парижской выставке. Он не мог просто так взять и забраться обратно в постель. Он глубоко вздохнул, чувствуя себя моложе и сильнее, чем когда-либо. Она оказалась права — яичные желтки не понадобились. Он потянул шнур звонка и начал щелкать пальцами, демонстрируя привычку, которая так раздражала мадам Габриэль.

Мгновенно, словно он всю ночь подслушивал под дверью, в спальню вошел министр и, когда шах пожелал узнать, почему запаздывает его личный ювелир, окликнул кого-то в коридоре.

Мадам Габриэль уютно закуталась в свою накидку и решила, что если от нее потребуют исполнить menage a trois , любовь на троих, то она забудет, что имеет дело с шахом и президентом. Лучше встать и уйти прочь из дворца, чем в ее возрасте участвовать в персидском цирке.

Раздался короткий стук в дверь, и она беззвучно открылась на хорошо смазанных петлях. На пороге появился худощавый, похожий на тигра перс. Держа в руках несколько коробочек с ювелирными украшениями, он остановился у входа с непринужденностью, которая возвышала его над шахом. Длинные, до плеч волосы были отброшены назад и собраны на затылке, карие глаза туманила романтическая грусть, а уголки губ изогнулись в легкой улыбке.

Негодование, кипевшее в мадам Габриэль, вдруг куда-то улетучилось. Она почувствовала прилив энергии, какого не испытывала уже давно — с того самого дня, как она вышла из квартала Маре и окунулась в самое сердце Парижа. Она тихонько пошевелилась, сняла перчатки, чтобы открыть руки, и набросила пелерину на шею, чтобы скрыть предательские следы возраста. При этом она споткнулась о свои туфельки на платформе и едва не упала, но сумела сохранить равновесие, покачнувшись и взмахнув пелериной. Несмотря на свой богатый опыт общения с представителями противоположного пола, ей еще не доводилось встречать такого аристократического изящества, таких прекрасно очерченных плеч, такого гордого лба. Разумеется, она была слишком стара, чтобы рассчитывать заполучить для себя этого перса с отстраненным взглядом и застенчивой самоуверенностью.

Зато Симоне он подойдет в самый раз.

Превосходный кандидат для того, чтобы ввести ее невинную внучку в восхитительный и великолепный мир самых эффектных, очаровательных и эмансипированных женщин Европы, которых только и добиваются сильные мира сего.

Прежде чем мадам Габриэль успела повторить чувственное театрализованное действо со своими руками, он вошел в спальню. Поставив обтянутые атласом коробочки на стол, он поочередно распахнул их, явив глазам присутствующих целое собрание рубинов, изумрудов и бриллиантов. Ей подали увеличительное стекло, и она принялась рассматривать ожерелья, браслеты и кольца Она почти не обращала внимания на министра, который что-то настойчиво жужжал ей на ушко о том, не знаком ли ей некий владелец рудников. Она не обратила внимания на то, что именно министр, а не шах, отдавал распоряжения ювелиру о том, что показывать в первую очередь. У нее самой была недурная коллекция драгоценных камней, подаренных ей королями, графами и герцогами, но еще никогда не приходилось ей видеть бриллиантов такой прозрачности, изумрудов такой чистоты, кроваво-красных рубинов такой глубины и такого качества огранки. Она провела ладошкой по рубиновому гарнитуру.

Ювелир-перс вынул ожерелье из его бархатного плена и поднес к канделябру. Он застегнул ожерелье у нее на шее, продел в уши сережки и надел кольцо на безымянный палец. Ее ошеломило мимолетное прикосновение его пальцев к своему запястью. Его дыхание, которое она ощутила у себя на шее, когда он застегивал золотую пряжку ожерелья, проникло ей в самое сердце. Ах, если бы было можно, она, наверное, с радостью отдала бы весь свой обширный и бесценный опыт за капельку молодости, за возможность снова ощутить себя юной и страстной. Никто, даже ее упрямая и своенравная внучка, не смог бы устоять перед такой романтичностью, очарованием и голосом, который задел самые сокровенные струны в сердце мадам Габриэль.

Шах прикоснулся к ее запястью под браслетом, там, где ниточка пульса билась чаще, чем в тот день, когда она испытала свой первый оргазм в объятиях Эмиля Золя.

— Полагаю, это пришлось мадам по вкусу, — с новообретенной уверенностью заявил его королевское величество.

Она взглянула ему в глаза, но пальцы ее не отпускали руку ювелира. Она нарисовала кружок на его раскрытой ладони, погладила вену, провела пальцем по линиям судьбы.

— Как вас зовут, молодой человек?

— Кир, — ответил тот, и глаза его блеснули, — как великого персидского царя.

Она повернулась к его королевскому величеству и заявила, что ей доставит несказанное удовольствие, если месье Кир найдет возможность побывать в шато Габриэль и покажет драгоценности ее внучке. И прежде чем шах успел проконсультироваться у своего министра, она сунула руку в свой ридикюль и извлекла оттуда визитную карточку.

— Моя внучка, Симона, — вздохнула она, глядя на ошеломленного молодого перса.

Кир устремил взор на молоденькую девушку, сидящую на лошади, отвернув лицо от фотоаппарата; ей явно не терпелось пуститься вскачь и скрыться в лесу, который виднелся на заднем плане. Не испытывая ни малейшего смущения и не колеблясь, он навел увеличительное стекло на буйные кудряшки, крепкие бедра, стискивающие бока жеребца, и изгиб ее белой шейки. Его шокировало и одновременно привело в восторг то, что парижанки отказывались ездить в седле боком, по-женски, и вручали совершеннейшим незнакомцам свои визитные карточки вкупе с адресами и фотографиями своих внучек. Он сунул карточку в бумажник.