Карен Рэнни - У дьявола в плену

Он неожиданно наклонился и нежно поцеловал ее прямо в губы. Прежде чем она успела отстраниться, он выпрямился, а потом, поднявшись по ступеням, сел рядом с ней на кровать.

Она слушала, как за окнами свистит и бушует ветер, словно борясь со стенами Эмброуза. А в комнате было так тихо, что слышалось их дыхание.

– Я не ожидал, что вы будете столь наивны, – сказал он, и было ясно, что он старательно подбирает слова.

– Я вовсе не наивна. Я прекрасно знаю, что должно произойти. Вы вложите в меня свой член. Через несколько мгновений все будет кончено. Вам придется периодически повторять этот акт, связанный с основным инстинктом мужчины.

– И все?

– Я вас рассмешила?

– Вовсе нет, Давина.

– Тогда почему вы улыбаетесь?

– Разве?

– Я не думаю, что это повод для веселья, ваше сиятельство.

Она не могла решить, раздражена ли она или уязвлена, и то, что она колеблется в оценке двух этих чувств, раздражало ее еще больше.

– Я не знал, что вы так хорошо осведомлены, Давина, – сказал он, все еще улыбаясь.

Прежде чем она успела ответить, он нагнулся и, не предупредив ее о том, что собирается сделать, толкнул ее на постель.

– Вам придется извинить меня. Считайте это еще одним из моих основных мужских инстинктов.

Она вытянулась и, опустив руки вдоль тела, сжала кулаки. Закрыв глаза, она стала молиться о том, чтобы не уронить своего достоинства, не хныкать, не жаловаться, не стонать. Шотландские женщины известны своей храбростью. А женщина по имени Макларен – доблестная и отважная.

Но он не стал ее раздевать. Вместо этого она почувствовала очень нежное дыхание возле своих губ. А потом он ее снова поцеловал. Этот поцелуй был таким странным, что она приоткрыла глаза и взглянула на Маршалла из-под полуопущенных ресниц.

Он улыбнулся, потом вытащил из ее прически одну прядь, усадил жену и опять поцеловал. Раздвинув языком ее губы, он проник внутрь ее рта и дотронулся до ее языка. Ощущения, вызванные этим прикосновением, были неожиданными – лицо потеплело, в кончиках пальцев рук и ног стало покалывать, а сердце забилось так часто, будто поцелуй имел к этому прямое отношение.

В голове ее проносились какие-то мысли, но потом сосредоточились на прикосновении его губ к ее щекам, носу, закрытым глазам и подбородку.

Он дотронулся рукой до одной груди, собрав вокруг нее кружево сорочки. Ощущение было таким потрясающим, что она вздрогнула и одновременно открыла глаза.

Улыбка сошла с его лица. Оно стало серьезным.

– Я послал своего поверенного в Эдинбург, чтобы он выбрал мне невесту. Он вернулся и рассказал мне о вас. Однако он забыл упомянуть, что вы потрясающе красивы. И то, что у вас язык – как жало у гадюки.

– Ничего себе сравнение! Разве можно говорить такое? – засмеялась она. – Да еще в первую брачную ночь.

Он улыбнулся:

– А еще он не сказал, что у вас соблазнительный рот, который вызывает непреодолимое желание целовать его, чтобы заставить вас молчать.

– Вы мне польстили, ваше сиятельство, или мне следует устыдиться?

А может, ей следует просто закрыть глаза и притвориться, что весь этот опыт закончился, и все?.. Хотя это как-то неразумно. Скорее всего это весьма познавательная и интересная прелюдия.

Когда он в следующий раз наклонился, чтобы поцеловать ее, она придвинулась к нему, а потом, чтобы удержать его, прижала свою ладонь к его щеке.

Взгляд, которым они обменялись, был слишком интимным и пугающим. Словно он знал, что она ощущает, и чувствовал то же самое – смущение, наслаждение, удивление и желание. Она не хотела ни есть, ни пить, но жаждала чего-то, что требовало удовлетворения. Самым странным казалось то, что она была уверена, что именно он может удовлетворить эту жажду.

Не спуская с него глаз, она положила руки ему на плечи. Почему-то уже было не важно, что она почти голая, а он – незнакомец.

Он немного отстранился, и она решила, что он собирается уйти. Но он начал расстегивать рубашку.

Она не была готова к тому, что он станет раздеваться в ее присутствии, и не знала, куда смотреть. Но он ничуть не был смущен.

Прежде чем снять рубашку, он скинул ботинки и позволил килту соскользнуть на пол. Она сосредоточила взгляд на балдахине у себя над головой, чтобы не видеть остальное. Но тут матрас прогнулся, и она поняла, что он лег рядом. Только тогда она на него посмотрела. Его плечи были обнажены.

Она быстро перевела взгляд на его грудь.

Давина в жизни не видела обнаженной мужской груди. Даже когда она была с Алисдэром. Он вообще не раздевался.

Маршалл был голым. Боже, он голый!

И лампу не погасил.

О Господи!

Может быть, надо было вести себя скромно и сдержанно и не открывать глаза, но любопытство было сильнее ее. Когда он был одет, не было видно, какие у него широкие плечи и мускулистые руки. Бедра были узкими, но это все, что она успела заметить, прежде чем он ее поцеловал. Теперь уже ей было все равно, открыты у нее глаза или нет. Все в ней трепетало, и она почувствовала, что теряет над собой контроль.

Он снова прикоснулся к ней, но теперь она тоже была голой. Странно, подумала она, как это она не заметила, когда он снимал с нее ночную рубашку. Он поднял ее руки, а потом положил их вокруг своей шеи, будто понимал – опять непонятно каким образом, – что она должна держаться за него, как за спасительный якорь.

Как же восхитительно он целуется! И как прекрасно она себя при этом чувствует.

Когда он начал целовать ее шею, она откинула голову, чтобы дать ему возможность спуститься губами еще ниже – к ключице и плечу, а потом – к груди. Когда он взял в рот сосок, она вздрогнула от наслаждения.

Его руки были везде, его пальцы ласкали ее живот и бедра, его ладони прижимались То тут, то там, и она могла лишь удивляться, как все это может происходить одновременно. Он взял губами сосок другой груди и слегка его потянул.

Неужели это она издала подобный звук?

Он оторвался от соска, чтобы взглянуть на нее. Было ли в этой безвкусной комнате что-либо прекраснее Маршалла Росса? Его темно-карие глаза блестели, губы улыбались, загорелые щеки покрывал легкий румянец.

Она прижалась пальцами к его губам. Он ответил поцелуем, а потом улыбнулся ей.

Слова были словно воспрещены в эти минуты тишины. Ей было трудно дышать, а кровь будто закипала, вызывая незнакомые, но очень приятные ощущения. Ей захотелось прижаться щекой к его щеке и обнять его за плечи.

Как ей объяснить, что она к нему чувствует? А вдруг ему это и не надо? Возможно, первая брачная ночь предназначена лишь для того, чтобы доставить удовольствие жениху?

Она вдруг осмелела и прижалась губами к его рту. Его губы оказались неожиданно теплыми, но она почувствовала, что они шевельнулись в улыбке.