Лора Бекитт - Мотылек летит на пламя

Между тем Сара почувствовала беспокойство. Впервые в жизни она не знала, чего ожидать от рабыни.

— Здесь надо хорошенько убрать. Вымой полы. Белье отнеси в прачечную.

— Кто теперь будет жить в этой комнате? — спросила Лила, намеренно не прибавляя слово «мисс».

— Это комната для гостей. Для тех, кто не задерживается в Темре надолго.

Лила уловила в тоне хозяйки иронию, и это подействовало на нее, как удар наотмашь. Мулатка сжала кулаки, и на ее глазах закипели слезы.

— Вы сделали все, чтобы мисс Айрин уехала отсюда! Вы свели ее с ума! Будь ваша воля, вы добились бы того, чтобы она умерла! Клянусь, вы получите по заслугам!

Лицо Сары пошло красными пятнами. Вселенная вновь переворачивалась на глазах. Ей, хозяйке Темры, дерзила рабыня! Больше того — обвиняла и, казалось, была готова ударить.

Мать учила Сару сохранять достоинство в любой, самой непредсказуемой и щекотливой ситуации.

— Ступай на плантацию. Немедленно. С этого дня ты снова работаешь там. Но прежде…

Сара не собиралась марать руки. Для этого существовали специально нанятые люди. «Для всякого из нас Бог определил свое место» — такую фразу она не единожды слышала от родителей. И тот, кто об этом забыл, будет наказан.

Вернувшись, она дала Лиле записку.

— Передай надсмотрщику.

Мулатка не удивилась и не испугалась. Впервые в жизни она чувствовала, что правда на ее Стороне, пусть даже власть находится в руках хозяйки.

Лила вышла из дома и пошла знакомой тропинкой. Мулатка вспоминала любовные песни темнокожих девушек, полные жалоб на свою судьбу. Она ни разу не слышала, чтобы в них пелось о счастье. И все же верила в то, что Бог не сможет отказать ей ни в праве на счастливую жизнь, ни в праве на любовь.

Всю свою жизнь с момента рождения и Лила, и ее мать были среди белых черными. Сейчас мулатка спросила себя, а не наступят ли такие времена, когда мисс Саре и остальным придется жить как белым — среди великого множества негров!

Глядя на зеленые поля, Лила думала о том, что она тоже любит эту землю, и эта земля в том числе принадлежит и ей, потому что она трудилась на ней больше, чем кто бы то ни было.

Пусть она вновь целыми днями будет работать меж рядов хлопчатника, с ноющей спиной, исцарапанными руками, открытым солнцу телом, она выдержит, ибо за ней будут стоять невидимые сонмы чернокожих предков, привезенных в эту стану из-за океана в вонючих тесных трюмах кораблей, предков, чьими костями удобрена эта земля.

Барт был в поле, но Лиле удалось разыскать Джейка. Прочитав записку, юн стиснул зубы.

— Уверен, Барт и пальцем тебя не тронет. А мисс Саре я скажу все, что думаю и о ней, и о том, что произошло. Иди за Нэнси, и возвращайтесь на плантацию.

— Если она разозлится, вас уволят.

Джейк понимал, что своими словами нанесет ей неизлечимую рану, но выхода не было.

— Я без того беру расчет. Уезжаю вместе с Бартом.

— Куда?

— В Калифорнию. Попробую отыскать золото для того, чтобы выкупить тебя. А еще ты должна понять, что после того, что случилось с мисс Айрин и ее ребенком, я не могу оставаться здесь.

По лицу Лилы потекли слезы.

— Вы забудете меня!

Он ответил нежным взглядом.

— Я тебя не забуду. Мне кажется, ты все время смотришь на меня. Даже когда я закрываю глаза, даже когда тебя нет рядом, даже когда ты очень далеко. И прошу тебя, не говори со мной, как рабыня со своим господином, давай попробуем быть на равных!

Лила не вернулась в хозяйский дом. Барт сказал, что переночует в другом месте, и она осталась с Джейком.

Они впервые провели вместе всю ночь, сплетаясь в объятиях в жаркой постели. Джейку казалось, что частый пульс Лилы впивается в его тело; он чувствовал ее всю: тонкие запястья, созданные для того, чтобы носить звенящие браслеты, ее налитую смуглую грудь с сосками, напоминавшими спелые финики, потайные складки ее тела, ароматные и сочные, словно мякоть персика, тяжелую охапку ее черных волос.

Ее привлекательность была лишена утонченности, как у белых леди; то была сама жизнь в ее естественном чувственном воплощении.

Джейк угадал и полюбил в Лиле странную черту ее народа: годы могли отшлифовать ее внешнюю оболочку, но ее удивительная полудетская сущность, ее трогательная доверчивость оставались нетронутыми. То была единственная возможность победить время, время разлуки.

— Я не знаю, куда способна повернуть наша жизнь, и прошу тебя на всякий случай запомнить имена моих родителей: Энгус и Кетлин Китинг. Они живут в Новом Орлеане, это очень красивый город. Он защищен высокими плотинами; четырнадцать улиц, прямых, как лучи солнца, ведут к реке Миссисипи. На Кэнел-стрит всякий знает лавку моего отца: вот уже несколько поколений моих предков торгуют на этой улице.

— Твой отец не может одолжить тебе денег, чтобы ты мог взять меня с собой? — робко спросила она.

Джейк не мог признаться в том, что отец ни за что не даст ему тысячу долларов для того, чтобы он женился на цветной женщине, и уклончиво произнес:

— Не думаю.

— Я так страдаю из-за того, что случилось с мисс Айрин и ее ребенком! Если б я не заснула…

— Ничего бы не изменилось, — твердо произнес Джейк. — Они бы все равно это сделали.

— Что стало с малышом?

— Боюсь, мы никогда об этом не узнаем.

Они вышли на крыльцо ранним утром. Яркий свет слепил глаза. К аромату зелени примешивался долетавший издалека запах мхов и болот. Джейк ощущал себя принадлежащим к прошлому Темры, и ему было жаль того, что ушло и никогда не вернется. Он оставлял негров, и его не покидало чувство, будто он бросает на произвол судьбы беспомощных маленьких детей.

Вместе с тем он не видел иного выхода. Ему оставалось уповать на удивительное свойство этого народа даже в условиях рабства сохранять веселый общительный нрав и быстро забывать о несчастьях.

Разговаривая с Лилой, Джейк обнимал ее за плечи. Он не сразу сообразил, в чем дело, когда она резко отстранилась от него.

Навстречу непривычным размашистым шагом шла Сара. На ее лице была написана растерянность. Подойдя к Джейку, она с ходу спросила:

— Вы уезжаете?!

— Да, уезжаю. Я уже взял расчет в конторе мистера Фоера.

— Почему?

— Я не могу оставаться в доме, где творятся такие вещи.

Сара беспомощно заморгала глазами и подняла руки к лицу в непроизвольном жесте защиты.

— О чем вы говорите? Кто пострадал, так это мы! Мы предоставили ей кров, приняли в семью, а она нас опозорила!

— Она никогда не была членом вашей семьи. Лучше б вы сразу прогнали ее прочь, чем сводить с ума! — твердо произнес Джейк.

— Она и была сумасшедшей. Если б она обладала здравым рассудком, то никогда бы не сделала того, что сделала!

Джейк сделал паузу. Потом сказал: