Грегор Самаров - На берегах Ганга. Прекрасная Дамаянти

— Действительно, тут подпись магараджи Нункомара. Он заявляет, что может привести веские доказательства своих обвинений.

— Неужели они думают, что я буду отвечать на такие обвинения, буду оправдываться?..

— Оправдываться необходимо в интересах уважаемого губернатора, — заметил Момзон, — чтобы устранить даже тень подозрения.

— А я нахожу, — заметил генерал Клэверинг, — что мы должны подробно расследовать обвинения и потребовать доказательств.

— Делайте что хотите, господа, могу только сказать, что все доказательства Нункомара будут или ложь, или подлог.

И он вышел, не поклонившись. Барвель постарался уладить дело.

Он заявил, что лично присутствовал при следствии над Риза-ханом, что все доказано документами, и обвинения ни на чем не основаны. Нункомара за такой поступок надо бы наказать и выслать из Калькутты. Но все три советника остались при своем мнении, потребовали документы и удалились к себе.

Гастингс понимал, что против него, его имени, чести и положения началась борьба не на жизнь, а на смерть, и что члены совета не решились бы так действовать против него, если бы не были уверены в поддержке директоров компании, если бы клевете и деньгам Нункомара не удалось подорвать доверие к нему в Лондоне. Он велел позвать капитана Синдгэма, который передал ему слово в слово весь разговор Франциса с Момзоном.

— Они хотят поставить на ваше место генерала Клэверинга, — заключил капитан свой доклад, — и надеются стать тогда полными властителями.

— Это, наверно, так и было бы! — вскричал Гастингс. — Их план тонко и хитро обдуман, но они ошиблись. Они не знают меня и судят по собственной трусости и низости! Надеются загнать оленя, а на них выскочит тигр. Я уничтожу их и, если нужно, докажу всему свету, что могу, если захочу, сделаться даже королем Индии.

Со двора послышались шум и голоса. Гастингс позвонил.

— Что там? — спросил он вошедшего лакея.

— Магараджа Нункомар прибыл с большой свитой для посещения господ советников.

— А, как раз вовремя! — проговорил Гастингс. — Он и его друзья сейчас увидят, что я пока хозяин в своем доме. Капитан Синдгэм, пойдите и скажите Нункомару, что я запрещаю ему переступать порог дворца. Выгоните его, как назойливого нищего, а если он не будет повиноваться, предоставляю вам право удалить его каким угодно способом.

Злобная радость озарила лицо капитана, и он поспешил удалиться.

Во дворе он застал Нункомара, только что вышедшего из паланкина. За ним следовали два богато украшенных слона, с которых сняли драгоценные подарки для вновь прибывших членов совета. Капитан отстранил слуг с опахалами и подошел к магарадже.

— По приказанию губернатора я предлагаю вам немедленно удалиться из правительственного дворца.

Нункомар совсем растерялся от такого бесцеремонного обращения, лицо его помертвело, руки задрожали.

— Я приехал не к губернатору, — отвечал он срывающимся от злобы голосом, — а к членам высшего совета.

— Губернатор не только не примет вас сам, но и не допускает вашего присутствия во дворце, — возразил капитан, — поэтому, повторяю, предлагаю вам немедленно удалиться.

— Это уж слишком! — вскричал Нункомар. — Над губернатором еще есть совет, и я пожалуюсь этим господам на такое неслыханное нарушение вежливости. Кто может осмелиться запретить советникам меня принимать?

— Губернатор ничего им не запрещает, он только приказывает вам немедленно оставить дворец.

— Где покои господ советников? — спросил Нункомар одного из оторопевших дворцовых слуг. — Веди меня сейчас же туда!

Он хотел пройти мимо, но капитан загородил ему дорогу и громко крикнул часовому выставить караул. Солдаты выстроились позади него, и Синдгэм обнажил саблю.

— Повинуйтесь приказанию губернатора, — крикнул он Нункомару и, не дожидаясь ответа, велел солдатам направить штыки.

— Обдумайте ваш поступок, милостивый государь! — закричал вне себя Нункомар.

Но капитан выставил на него саблю, и Нункомар почти под штыками солдат сел в паланкин с ругательствами и проклятьями.

Солдаты все напирали, носильщики ускорили шаг, слуги отступили, слонов повернули обратно, и блестящее шествие обратилось в бегство. Капитан проводил магараджу до наружных ворот, приказал часовым больше не пропускать его и спокойно отвел солдат в караульное помещение, точно все произошедшее было самым обыкновенным явлением.

Потом он отправился к губернатору доложить, что его приказание исполнено, и застал Гастингса в кабинете спокойно читающим письма.

— У меня есть поручение для вас, капитан, — сказал губернатор, выслушав доклад, — я имею основание предполагать, что эти господа, которых Нункомар хотел посетить, пошлют гонца в Лукнов к полковнику Чампиону с приказанием вернуться.

— Вернуться?! — вскричал капитан, забывая свою обычную сдержанность. — Вы отдали приказ?

— Это решил совет, — возразил Гастингс, — я же хочу, чтобы приказание не дошло до полковника Чампиона, понимаете?

— Понимаю, — отвечал Раху, — считайте, что ваше поручение уже исполнено. Но, — продолжал он робко и нерешительно, — вы хотите оставить Нункомара без наказания и на свободе?

— Его час настанет! — холодно заметил Гастингс.

Капитан поклонился и вышел, а Гастингс направился к баронессе Имгоф. Он весело и спокойно разговаривал с ней, шутил с маленькой Маргаритой, и Марианна вздохнула с облегчением. Она не решалась спрашивать, но, видя спокойствие своего друга, думала, что опасность миновала.

Известие об изгнании Нункомара дошло до советников. Генерал Клэверинг вскипел, но Момзон успокоил его, и они с Францисом отправились во дворец магараджи, где сидели до позднего вечера.

На другой же день советники послали губернатору приглашение на заседание. Гастингс явился, не желая дать повод думать, что он уклоняется от борьбы. Холодно и спокойно занял он председательское место.

— Мы разобрали поступившее вчера обвинение, — сказал генерал Клэверинг, — и потребовали от магараджи Нункомара предъявления доказательств, но его не пустили во дворец. Мы приписываем это обстоятельство ошибке или незаконным действиям мелкого офицера и потребуем от него объяснения.

— Я приказал выгнать магараджу, — надменно сказал Гастингс, — потому что не терплю подлецов и клеветников.

— Дворец принадлежит компании, — заметил Момзон, — и это наша резиденция.

— Пока я губернатор, это мой дом! — резко перебил Гастингс. — Но перейдем к делу.

— Наше расследование, — продолжал генерал, краснея от злобы, — привело к обвинению, которое я прошу прочесть мистера Франциса.

Францис взял приготовленную уже бумагу, в которой Гастингс обвинялся в получении двадцати тысяч фунтов стерлингов от Риза-хана и такой же суммы от матери набоба за назначение ее опекуншей над сыном.