Хавьер Аспейтья - Плач Минотавра

— Но я поплыву не в Афины, — запротестовала Медея. — Мой путь лежит в Иолк, где будет править Ясон, после того как вернет городу золотое руно.

— Что ж, ступай своей дорогой, — разрешила Пасифая. — До рождения этого человека еще осталось несколько месяцев. Ты узнаешь его, едва увидишь, и тогда твоей единственной целью будет спасение Кносса.

Через неделю после отплытия Медеи, в полнолуние, Пасифая допоздна засиделась со своей сестрой Цирцеей. В полночь она отправилась к роще священных кипарисов, расположенной рядом с дворцом. Там родила она двоих детей. Затем царица заперлась в своих покоях и запретила Миносу навещать ее.

На следующее утро солдаты выбили дверь в опочивальню Пасифаи. Царь торжественно вошел в покои с таким видом, словно двери рухнули от одного его присутствия.

— Я пришел увидеть того, кого с таким нетерпением…

Внезапно голос Миноса задрожал и превратился в стон. Пасифая держала на руках двоих детей. Большеглазую девочку, без страха смотревшую навстречу встающему солнцу, и мальчика с головой быка. В глазах Миноса, застывшего у ложа царицы, потемнело. За какое-то мгновение царь прочувствовал все самые ничтожные оттенки гнева и боли. Он и не предполагал, что неверность его жены будет столь очевидной. Не сказав ни слова, Минос повернулся, покинул опочивальню и бросился в сад, где приказал своей страже:

— Отнимите у царицы плоды греха ее и уничтожьте. Не появляйтесь передо мной, пока не выполните приказа.

Солдаты больше не появились перед своим повелителем. Вернувшись в покои царицы, они не обнаружили ни ее, ни детей, ни Цирцеи. На кровати, свернувшись клубком, угрожающе шипела змея Пасифаи. Стражники с ужасом переглянулись: чтобы приказ исполнить, им придется обыскать дворцовые подвалы. Они вошли в подземелье дворца, уже зная, что не вернутся. И не вернулись.

Пасифаю с детьми не могли найти три недели. Дворцовый сад начал чахнуть, долину закрыли тучи, на лица горожан легла печать тоски. Поняв тщетность поисков, изрядно выкосивших его личную гвардию, Минос решил нанести Пасифае удар в спину. Он вошел в ее покои с секирой наперевес и после долгого, тяжелого боя вытащил на улицу обезглавленную змею царицы. Даже на расстоянии, скрываясь где-то далеко от тайного, неприступного Кносса Пасифая почувствовала, что ее верной соратницы больше нет. Боль словно копьем пронзила ее сердце, и царица поняла, что должна вернуться и похоронить подругу.

Минос ждал ее в центральном дворе, стоя над трупом змеи.

— Ну, вот я, — сказала своему мужу Госпожа Луны, с трудом сдерживая гнев. — Хватит кровопролития, давай поговорим. Я пойду на все, кроме смерти моих детей.

Разговор у них вышел долгим и нелегким, а соглашение — болезненным для обеих сторон. Было решено, что девочка, которую назвали Ариадной, будет воспитываться матерью, а Минос признает ее своей дочерью перед всеми подданными. Взамен Пасифая поклялась, что спрячет мальчика, ведь никто не поверит, что Минос может быть отцом получеловека-полубыка. Когда ребенку исполнится пять лет, она отдаст его Миносу, а тот — подготовит его для выполнения главной его задачи: победы над афинским воителем, разрушителем Кносса. Помимо этого, Пасифая согласилась удовлетворять любовные прихоти Миноса, когда он этого пожелает.

— Мне жаль моего сына и твое царство, — сказала Пасифая, принеся клятву. — Один-одинешенек, воспитанный тобой… Я назову его в честь твоего отчима Астерия. Хорошее имя для зверя.

Этой же ночью на свет появился сын Навкраты и Дедала, которого назвали Икаром.

Следующие несколько месяцев Минос и Дедал посвятили размышлениям о том, где держать человекобыка Астерия. Для будущего победителя афинского воина нужно было подобрать убежище, которое смогло бы стать полем боя и дать своему хозяину решающее преимущество.

— Нам нужно, — размышлял Дедал, сидя со стилом над девственно чистой глиняной дощечкой, — найти место, куда легко будет войти и откуда невозможно выйти, чтобы афинянин, даже если он победит в бою, станет узником этого места.

— То есть преисподняя, — невесело пошутил Минос.

— Точно. Скажи, Минос, что ты чувствовал, потерявшись в коридорах дворца?

— Я до сих пор не понимаю, как меня угораздило потеряться. Я провел все свое детство, играя в этих переходах, и всегда самостоятельно находил выход.

— Кносские пути невозможно запомнить: ты либо чувствуешь их, либо нет. Раньше я тоже всегда знал дорогу… Но за время моего отсутствия на Крите это знание стерлось из моей памяти, и теперь мне приходится прибегать к массе расчетов и ухищрений, чтобы просто передвигаться по улицам Кносса. То же самое происходит и с дворцом.

— Любой житель города, если это не ахеец, легко находит дорогу, — Минос с силой сжал голову пантеры, венчавшую скипетр. — Быть может, унаследовав трон моего отчима, я утратил часть своего знания?

— Гаварский лабиринт! — Дедал, вскочив на ноги, возбужденно зашагал из угла в угол. — Вот решение! Давным-давно, еще ребенком, я работал подмастерьем у архитектора Каванта. Вместе с ним я побывал в Египте, и он отвел меня посмотреть на Баварский лабиринт, построенный фараоном Аменехметом III в Фаюмском оазисе. Я до сих пор помню его бесконечные изогнутые переходы и наклонные стены, подпертые колоннами. У того лабиринта было два этажа, но я, вцепившись в руку учителя, прошел лишь по верхнему. Говорят, что еще никто из тех, кто вошел на нижний уровень, не зная секрета, не смог выйти оттуда. Так вот, тогда мой наставник в разговоре со стражником упомянул о том, что неподалеку от Кносса, в недрах горы Юктас, есть похожий лабиринт, построенный критянами, перебравшимися сюда из Гортины, где они жили в небольшой, запутанной природной пещере; ты, верно, и сам о нем слышал. Гортинский лабиринт несложен, но там темно, и это сильно сбивает с толку. Похоже, что основатели Кносса построили город именно здесь, потому что нашли в недрах горы пещеру, похожую на гортинскую, но гораздо больше и запутанней. Они не только исследовали ее, но и расширили. Критяне верят, что эти темные и запутанные пещеры — чрево Богини.

Дедал остановился у окна, повернулся к Миносу и пальцем указал на грозный силуэт горы Юктас, видневшийся на горизонте.

— Господин, — продолжил он, — если только меня не подводит чутье, наша крепость уже существует, и будет глупо строить ее заново. Нам остается лишь отыскать ее.

Минос неспешно приблизился к советнику и, глядя на Юктас, с грустью сказал:

— Если мы сунемся на священную гору, жрицы выпьют нашу кровь и скормят наши внутренности воронам.