Гюи Шантеплёр - Невеста „1-го Апреля“

Теперь он принимал все приглашения вместе с Фовелями и только иногда избегал приемов в Кастельфлоре; но по аномалии, чем более он ездил в свет, тем менее, казалось, ему там нравилось, и его приветливость изменялась в обратном отношении к его видимому интересу к обществу. Даже поверхностно наблюдая за Мишелем, легко можно было увидеть, что, если к некоторым избранным он благоволит, как например, к Жаку Рео и его жене или еще к этой неприятной и жеманной г-же де Лорж, преследовавшей его своей болтовней, — другие лица, между обычными гостями Кастельфлора, внушали ему с некоторого времени нечто в роде антипатии. Так например, он часто сердился на Поля Рео, невзлюбил всех Понмори, не пропускал ни одного случая противоречить этому бедному Раймонду Деплану и не мог более выносить Лангилля.

Наконец, он стал порицать Сюзанну при всяком случае, хотя не открыто, глухо, взглядами и молчанием, выводившими ее из себя.

Всякий пустяк раздражал Мишеля; маленькие „американизмы“, которые он раньше извинял, вскоре, это очевидно, будут названы непристойными эксцентричностями. И ни одного дружеского взгляда, никогда ни одного комплимента, нежного слова! У Мишеля были „правила“… и затем, он был гордец! Сначала он старался обуздывать свою гордость, поступать против своих слишком суровых правил, но его властолюбивый нрав взял вскоре верх над этими миролюбивыми намерениями. Мишель желал маленькую, очень спокойную, очень сдержанную жену, очень хозяйственную, товарища, друга, — пусть будет так, но друга, который существовал, дышал бы только для него одного! Ах! Несчастный, как он попался! Она была красива и весела, и пленительна, и безумно любила удовольствия, невеста Мишеля, и она останется такой, будет смеяться, веселиться и ею будут восхищаться!.. Что тут дурного?..

Сердиться из-за Лангилля!

— Нужно, необходимо, чтобы мы помирились, — повторяла Сюзанна, желая еще в тот же вечер помириться с Тремором, так как молодой человек уезжал на следующий день на целых три дня.

— Но как нам помириться? как? — продолжала она себя спрашивать, в то время, как Тремор разговаривал с Робертом и Колеттой, отвечая только лаконически с холодной и церемонной вежливостью своей невесте.

Бедная, добрая Тереза! Какие иллюзии составляла она себе и как мало она знала Мишеля!

После обеда, однако, когда Тремор по своей привычке пошел курить на террасу, она нагнала его и облокотилась подле него на перила.

„Что нужно делать?“ — думала она, видя, что он не замечает или делает вид, что не замечает ее присутствия. И она вновь подумала о совете Терезы. Ему легко можно было последовать. Мишель выпрямился, с папироской во рту, с рукой на каменных перилах; ничего проще, как придвинуть к этой руке другую руку, и сделать так, как сказала Тереза. Один момент Сюзи соблазнялась рискнуть на это; нужно было только небольшое мужество. Ну!.. Но что скажет Мишель? Если он скажет что-нибудь злое или если посмеется, или даже если он будет иметь удивленный вид, Сюзанна прекрасно сознавала, что она ему этого никогда не простит.

Она положила свою руку в нескольких сантиметрах от руки молодого человека. Боже мой! Они казались созданными, чтобы соединиться, эти две руки, такие спокойные в эту минуту, такие миролюбивые, одна подле другой! И наконец, это не в первый раз будет, что маленькая ручка почувствует себя в большой… Сюзанна еще колебалась, но то мужество, которого она молила у самой себя, не являлось; нет, нужно прибегнуть к другому способу примирения. Для Сюзи, которая не была Терезой, и для Мишеля, не бывшего г-ном Рео, лучшая тактика заключается в том, чтобы забыть ссору и разговаривать, как обыкновенно. Тогда она храбро произнесла первую пришедшую ей на ум банальность.

— Мишель, — сказала она, — могу я читать роман Терье?

— Какой, мой друг? Терье написал большое число романов, — ответил довольно сухо Мишель.

Теперь не против Лангилля, но, вероятно, против себя самого, он был раздражен в эту минуту, и это состояние духа плохо настраивало его в пользу других.

— Последний вышедший, — сказала снисходительно молодая девушка.

— Ну?

— Я вас спрашиваю, могу ли я его читать; Колетта меня упрекает, что я вообще не в курсе новинок.

— Я не знаю, я его не читал.

— Ах! это конечно достаточная причина.

Мишель принялся вновь курить, устремив глаза на уже темный парк; через несколько минут Сюзанна начала вновь:

— Вы знаете, Пепа больна?

— Ваша лошадь? Да. Я ее даже осмотрел сегодня; это ничего.

Новое довольно продолжительное молчание.

— Мишель, я нахожу г-жу Рео очаровательной; чем более я ее знаю, тем больше я ее люблю,

— Ах! тем лучше.

— Мы будем часто видеться с ними в Париже, неправда ли? когда… когда мы будем женаты.

— С кем?

— С Рео.

— Если вам будет угодно.

Часы подвигались, но только часы, а не дела Сюзанны. Мишель должен был уехать. Смутно молодая девушка сознавала, что что-то в отношениях между нею и ее женихом будет непоправимо разбито, если они расстанутся так, и она испытывала тоску.

— Мишель, — сказала она вдруг, делая над собой большое усилие, — как вы были несправедливы к этому бедному Лангиллю во время крокета!

— У него страсть играть, а он не умеет держать молоток, — ответил с убеждением молодой человек, как будто бы выигрывать партии в крокет было одним из самых важных интересов его жизни.

— Я этого не отрицаю, но нам нужен был восьмой.

— Основательная причина! Я бы взял два шара.

— Послушайте Мишель, — сказала мягко молодая девушка, — сознайтесь, что крокет вас вовсе не так интересует, а вы были просто в дурном расположении духа?

Мишель с нетерпением бросил папиросу.

— Сюзанна, мы уже поссорились из-за этого… Лангилля. Я согласен с вами, что у меня был довольно глупый взрыв гнева, но вы дурно поняли мои слова.

— Пусть будет так; не будем спорить об этом. Мне хотелось бы только, чтобы ни одно облако не существовало между нами из-за такой ничтожной причины, Мишель.

— Сюзи, что мне было досадно, это то, что вы сказали, будто я ревную. Ревновать — мне, к Лангиллю! Вот странная идея! Вы ведь верите, Сюзи, что я не ревновал к Лангиллю? К тому же я вовсе не ревнив по природе, — окончил он без смущения и в этот момент почти веря тому, что говорит.

— Одним словом, все забыто, не так ли? — сказала молодая девушка. — Друзья?

— Друзья, Сюзи.

Он взял и пожал руку, протянутую ему; таким образом разговор окончился так, как бы мог начаться; но это все таки было не то же самое, и Сюзи это чувствовала, хотя она себя поздравила с тем, что оказалась ловким дипломатом.

Размышления Мишеля в то время, как он возвращался пешком в башню Сен-Сильвера, были к тому же менее всего оптимистические. Они клонились к тому плачевному заключению, что Сюзанна и он решительно не понимали друг друга, и что всякое действительное согласие между ними представлялось все менее и менее возможным.