Джанет МакЛеод - Поцелуй со вкусом манго

Они вернулись в Лахор на закате. Хафиз уже встречал их, стоя на ступенях бунгало на Дэвис-роуд. Было прохладно, но все же теплее, чем в Равалпинди.

Сидя на веранде, Тэм и Софи поужинали, глядя на мерцающие огоньки обнесенного стеной города. От открытого очага, на котором жена Сунбара готовила пресные лепешки для их вечерней трапезы, доносился запах горящих дров. Софи почувствовала себя как дома в этой тихой части неугомонного древнего города.

В воздухе повисло напряженное ожидание, когда вокруг освещенного свечами стола стало совсем темно. Тэм молча глядел на жену, а затем отправил прислугу домой, распорядившись, чтобы они убрали утром.

— Пойдем в постель? — предложил он Софи, вставая и протягивая ей руку.

Девушка взялась за нее, стараясь не дрожать от внезапно охватившего ее волнения.

В спальне горела лампа. Под одеялами лежала фарфоровая грелка с горячей водой, согревавшая постель. Тэм хотел было пройти в свою гардеробную.

— Не покидай меня, — попросила Софи. — Раздевайся здесь.

Что бы ни случилось, она не позволит ему уснуть где-нибудь, кроме их супружеской постели.

Тэм смущенно улыбнулся и принялся послушно снимать с себя одежду, аккуратно складывая ее на спинку плетеного кресла. Оставшись в одних подштанниках, он, тощий и ссутулившийся, стал наблюдать за тем, как Софи снимает платье и чулки и нетерпеливо бросает их на пол. У девушки зародилась робкая надежда, что Тэм подойдет и поможет ей, но он, казалось, вдруг стал таким же застенчивым, как и она. Ведь она не первая его женщина? Софи полагала, что все мужчины к его возрасту становятся искушенными любовниками, но, возможно, она ошибалась? Не зная, нравится ли ему то, что она делает, Софи расстегнула корсет и, сбросив с себя остатки одежды, юркнула в постель, не надевая теплой ночной сорочки.

Подойдя к трюмо, Тэм собрался погасить керосиновую лампу.

— Может, оставим ее гореть?

— Мне больше нравится в темноте, — негромко произнес он.

Огонек, вспыхнув напоследок, погас. Софи глядела на темную фигуру мужа, пересекавшего комнату, — сквозь щели в деревянных жалюзи проникал тусклый свет. Откинув одеяла, Тэм сразу же взобрался на жену и, скользнув по ее телу, просунул ей ладонь между бедер.

— Тэм, — встревоженно проговорила Софи, — сначала поцелуй меня.

Он замер.

— Мы еще не делали этого, да? — спросил он неуверенно.

— Нет.

— О боже, значит, мне приснилось.

Софи обхватила его лицо ладонями и нежно приблизила его к себе, чтобы поцеловать мужа в губы, не обращая внимания на неприятный запах от его дыхания, еще оставшийся после болезни.

Сначала осторожно, а затем с жаром Тэм стал ее целовать. Софи вспомнила пьянящие поцелуи, которыми он одаривал ее на улицах Эдинбурга, когда они возвращались с танцев во «Дворце». Она закрыла глаза, млея и дрожа, когда он стал ласкать ее грудь, а затем скользнул ладонью к низу ее живота.

— Я так долго этого ждал, моя милая! — прошептал Тэм.

Это неожиданное признание и желание, прозвучавшее в его голосе, еще больше взволновали Софи.

— И я тоже, — пробормотала она, гладя его тело ладонями.

От него остались лишь кожа да кости.

Без всякого предупреждения Тэм приподнялся и вонзился в нее. У Софи перехватило дыхание от вспышки жгучей боли, и она вскрикнула. Однако Тэм, ошибочно приняв ее крик за выражение удовольствия, продолжал. Через считаные секунды он отстранился и скатился с нее. Потрясенная Софи лежала, страдая от неудовлетворенной страсти. Шумное дыхание Тэма постепенно затихло. Она ожидала чего угодно, только не мучительного оцепенения, охватившего ее тело.

Встав с кровати, Тэм натянул на себя новую шелковую пижаму, заблаговременно разложенную Хафизом.

— Ты лучше надень свою сорочку, милая, — посоветовал он. — Слуги могут увидеть тебя утром.

Софи лежала не шевелясь, с часто бьющимся сердцем. Вернувшись в кровать, Тэм коснулся губами ее щеки.

— Спокойной ночи, миссис Тэлфер.

Повернувшись к ней спиной, Тэм сбросил подушку на пол и положил голову прямо на матрас. Через несколько минут он уже спал.

Позже Софи встала и надела свою ночную сорочку, застегнув ее на все пуговицы. На подкашивающихся ногах она прошла в уборную. Мочеиспускание вызвало у нее боль.

Вернувшись в спальню, Софи подняла жалюзи и выглянула в окно. В небе над городом все еще светилось зарево. Она прогнала от себя опасные мысли о том, сидит ли сейчас Рафи на крыше в темноте с сигаретой и где он и с кем. Софи слышала приглушенные голоса, до нее доносился аромат табачного дыма — видимо Хафиз и Сунбар курили трубки на веранде.

Софи почувствовала себя невероятно одинокой. Если бы тут была Тилли, она бы уверила ее, что происшедшее только что на их брачном ложе вполне естественно. Софи буквально слышала хихиканье своей подруги: «Со временем станет лучше» .

Она укоряла себя за нелепые романтические ожидания, которые возлагала на плотские отношения. Теперь Тэм — ее муж и друг, и это главное. В дальнейшем, когда они лучше изучат тела друг друга, а Тэм полностью оправится от болезни, их любовь станет намного более приятной. Ее муж все еще слишком слаб, чтобы заботиться о ее удовольствии.

Опустив жалюзи, Софи вернулась в постель и, устроившись рядом с Тэмом, напомнила себе, что именно этот мужчина завоевал ее сердце веселой улыбкой и обаянием на склонах шотландских холмов.

Индия потрясла Тилли. Калькутта захватила ее словно вихрь. Тилли поразили шум, толпы людей, большое количество транспорта и животных, зловоние застоявшейся воды и открытых сточных канав, роскошь колониальных зданий и нищие, спящие рядом с ними на подстилках прямо посреди улицы. Смрад усилил ее тошноту, вызванную беременностью.

— Где живут все эти люди? — спросила Тилли с недоумением.

— Здесь и живут, — ответила Кларри.

Адела, широко открыв глаза, сидела у нее на коленях, пока они ехали в двуколке в гостиницу.

Тилли зачарованно глядела на безногих и безруких нищих, которым на вид было не больше двенадцати лет, на тощих, шныряющих между велосипедами псов горчичного цвета, со свисающими языками. Она видела и нищету, и бездомных собак в Ньюкасле — одно лето Тилли помогала брату Джонни и его товарищу Уиллу в их благотворительной деятельности на западной окраине. Но настолько жалкого существования не было даже там.

Зато за забором гостиницы, куда они наконец приехали, раздавалось птичье пение и тихое позвякивание фарфоровых чашек о блюдца, велись негромкие беседы и бесшумно сновали босые слуги. Оказавшись в этом оазисе, Тилли испытала облегчение с легкой примесью вины и отказалась от предложения Робсонов, которые хотели показать ей достопримечательности и магазины.